Борис Солоневич - Рука адмирала

«Дал, говорит, раза и с катушек долой»… Ха, ха, ха… Вот если бы так же и на матче с турком!.. Эх, сколько талантов у нас в русском народе есть… Раскопать бы только… Да вот, справимся с контрреволюцией — сотни Митек раскопаем!

29. Дело государственной важности

Садовский нервничал все больше и больше. После неудачи на Малаховом кургане дело дальше не двигалось. Правда, к нему все время поступали донесения его сексотов, но толку в этих донесениях было мало.

Закусив зубами папиросу так, что на худых щеках вздувались желваки, он часто пересматривал толстую папку «Тайна Адмирала» и вдумывался в каждое слово последних донесений:

— Сумец, Прегер и Шибанов встретились на набережной Москва-реки и разговаривали около получасу. Подойти к ним не представилось возможным…

— В Москву приехала для поступления в ВУЗ Тамара Савич, арестованная Севастопольским Облотделом на Малаховом кургане вместе с Сергеем Шибановым…

— Сумец, Прегер, Шибанов и Савнч гуляли вместе в Петровском парке и посетили кнно-фильм «Путевка в жизнь».

— Шибанов и Савич долго гуляли вечером у Кремля…

Все такие сведения поступали непрерывно, но не в них крылась разгадка ребуса. Дело «Рука Адмирала» все пухло, а где то в пространстве, как оборванные нити электрических проводов, крутились звенья незамкнутой цепи: письмо, дружная компания молодежи, какой то предмет, бывший на руке памятника к исчезнувший беспризорный мальчик А над всем этим неясным призраком вставала тень погибшего Императора…

Садовский скрипел зубами и кипятился. В его распоряжении была машина невиданной в мире мощности. Блестяще налаженный аппарат слежки, доносов и террора. Но сейчас этот аппарат был бессилен.

Арестовать трех спортсменов не стоило ничего. Ну, а дальше? Ребята были крепкие: добровольно, во всяком случае, ничего не выдали бы. Даже то немногое, что они уже знают про свою тайну. Правда, в распоряжении ГПУ были средства, чтобы заставить их заговорить, но после применения этих методов — в самом лучшем случае молодых людей нужно было послать куда нибудь в конц-лагерь. А если применить меры покруче, то придется и расстрелять, ибо о существовании пыточных камер в ОГПУ никто не должен был точно знать.

Все это было ясно. Садовскому, привыкшему в своей чекистской практике применять самые жестокие меры, очень трудно было сдержаться, и теперь, в деле «Адмирала». Но он понимал, что вряд ли спортсмены уже знают все: ведь беспризорник пропал не только для ГПУ, но и для них самих. Если арестовать всех троих — нити дела будут обрезаны совсем. Если послать всех троих, в конц-лагерь — все будет кончено. Ведь исчезнувшего беспризорника с таинственным предметом можно было поймать только на крючок Шибанова и его товарищей. Да и кроме того, арестовать спортсменов — это значило бы расписаться в своей неудаче. А чувство самолюбия мешало Садовскому признаться, что до сих пор все его усилия оказались тщетными, и он споткнулся на стойком сопротивлении молодежи перед ГПУ…

Одну за другую курил Садовский крепкие папиросы, и мысли его напряженно метались в разгадках ребуса. Но чего то еще не хватало в рисунке ребуса и оставалось только ждать.

На столе зазвонил телефон,

— Алло! Ты — Садовский? Садовский узнал голос Мартона.

— Я, товарищ начальник.

— Двинь ка сюда. Есть для тебя кое что новенькое.

Через несколько минут Садовский был в кабинете латыша.

— Ну, прежде всего, рассказывай, что у тебя нового с твоей тайной.

— Нового не так чтобы много, товарищ Мартон.

Слежка установлена серьезная. Мимо наших глаз ничего не проскочит. Но пока, сведений об исчезнувшем беспризорнике никаких нет. Нужно ждать.

— Гм… Ждать? А ты уверен, что ждать есть чего? А может просто — ликвиднуть твоих ребят из Москвы, чтобы они нам больше головы не морочили?

Садовский пожал плечами.

— Да как сказать? Формально говоря — данных о важности этого дела у меня нет. Но… Что то мне говорит, что тут что то есть… Запаять ребятам По тройке или пятерке ничего не стоит… Только…4

— Только? Почему же ты этого не делаешь? Молодой чекист задумчиво потер небритый подбородок.

— Засадить их можно — все это элемент антисоветский… Из этих ребят, мы, конечно, никаких большевиков не сделаем. Но беда то в том, что если их посадить — это значит: отрезать все концы этой тайны…

Мартон выжидательно смотрел на своего сотрудника.

— И по моему, товарищ начальник, надо еще подождать. Данные по этому делу все прибывают. Надо все дело их руками сделать… Если же я приду к выводу, что во всем этом деле ничего важного нет — я тебе доложу, и мы их ликвиднем, как класс… Латыш одобрительно поглядел на Садовского.

— А ты, право слово, молодчага. Толково рассуждаешь, и нюх у тебя есть. Я тебя хотел малость спровоцировать, настойчивость твою испытать. Ты оказался прав: в этом деле что то есть. Вот погляди, что нам тут прислали по твоему делу.

Начальник Секретного Отдела вынул из ящика стола несколько бумаг и протянул их своему помощнику. Тот стал внимательно их читать.

Бумаг было четыре.

Мелитопольский районный отдел НКВД.

2 августа 1938 г.

Москва. НачСО.

На ваш — 1867 сообщаю:

После тщательного рассмотрения архивных дел 1919-20 гг. оказалось: 24 августа 1919 г., на ст. Федоровка, Мелитопольского района, был арестован матрос Балтийского флота, отказавшийся назвать свою фамилию. При обыске при нем были найдены деньги белых армий и золотые часы с надписью «Милому Фролу Деревенько от любящего Цесаревича». Уполномоченный ВЧК т. Гройцман, считая часы украденными, а матроса — белогвардейцем, расстрелял последнего 28 августа.

Поступивший в Мелитопольский отдел ВЧК материал заинтересовал чрезтронку. При опросе т. Гройцмана выяснилось, что матрос перед расстрелом кричал о какой то тайне, но что именно — тов. Гройцман, будучи утомленным, не помнит. Свидетельские показания установили, что т. Гройцман был в тот день пьяным и, поторопившись расстрелять матроса (очевидно, и бывшего Фролом Деревенько, дядькой Алексея Романова, бывшего наследника), тем лишил ВЧК возможности выяснить обстоятельства появления Деревенько в тылу Красной Армии. За проявленную халатность т. Гройцман по постановлению чрезтройки расстрелян. Выяснить дополнительно, что именно кричал матрос перед расстрелом, оказалось невозможным, ибо красногвардейцы, назначенные в распоряжение т. Гройцмана для приведения приговора в исполнение, при последующем налете белых банд ушли в свои воинские части, отступившие в совершенном беспорядке.