Тео. Теодор. Мистер Нотт - Hashirama Senju

костры кентавров. Квиддичное поле было занято командой в желто-чёрных цветах, а рядом на мётлах летали просто охочие до хорошей погоды школьники того же Дома.

В сторону Озера по тропинке гуляли парами мальчики с девочками, а у своей хижины великан пропалывал вручную грядки.

«Скоро всё это изменится», — подумал Теодор.

Наверняка студенты не согласятся с любыми ограничительными мерами, и не было возможности никак это несогласие усмирить. Он и сам был категорически не настроен на соглашательство, а потому единственным выходом было поступить так, как завещал Маккиавелли. Не имея возможности победить толпу, нужно было возглавить её.

«Лонгботтом», — решил Нотт. — «Но прежде — диадема».

Стоило хотя бы попытаться уничтожить магическую сущность хоркрукса в артефакте, пока он не лишился возможности свободного передвижения по замку сам.

* * *

— Теодор, — хмуро поприветствовал его в дверях спальни Блейз. — Чего хотел Снейп?

Нотт оглядел лицо мулата, его высокие скулы и короткие тёмные кучерявые волосы, выбритые на висках. Тот сжал зубы от раздражения.

— Я не думаю, что говорить в коридоре — лучшая идея, — нейтрально произнёс Теодор.

Они оба вошли в спальню, и Теодор прикрыл дверь. Гостиная была полупустой. Всё же весна брала своё, близились переводные экзамены и СОВ, к которым готовились те немногие, кто имел для того силы и волю, а прочие наслаждались вечером вне подземелий. Или, напротив, прятались по спальням.

Пятикурсники тоже сумели откуда-то наладить появление сливочного пива, и только нежелание Теодора давать миссис Пинкертон лишнюю возможность обнаружить у него запрещённые артефакты — наследие Дамблдора или, например, вторую палочку, — вынуждало его ограничиваться выговорами икающим наутро парням во главе с префектом их же года.

— Так что? — повторил Блейз.

Теодор сокрушённо вздохнул. Забини так и остался парвеню на Слизерине, и компания участников бывшего клуба самозащиты была для него основной. Сам Теодор давно не общался с Колином, чаще перекидываясь словами с его приятелем Терри Фогарти, любезно кивал, да и только, Невиллу, и всё реже находил время, чтобы поговорить, как в прошлые годы, с Арчи или Терри. Даже Забини, даром, что они спали в одном помещении, мог днями с ним ни о чём не говорить.

Вернее, Блейз тянулся к нему все эти годы. Теодор сам не ощущал стремления говорить с ним, опасаясь за свои и чужие тайны. «И куда меня это привело», — подумал он. Те же мысли уже приходили к нему в начале года, но снова и снова наталкиваться на них, словно бы на остов той же телеги в густом тумане, кружа раз за разом в неведении страшных событий мира вокруг, было неприятно. По меньшей мере говоря.

«Надо написать… нет, связаться с Тюбером», — решил он вдруг.

— Снейп предупредил, что Тёмный лорд не на шутку разъярён, — вздохнул Тео. — Известил о мерах по повышению дисциплины в замке. Я соберу вас завтра, мне нужно обдумать, как мы будем противостоять этому.

— Как мы будем противостоять этому, — эхом произнёс Блейз. — А кто эти «мы», Тео?

Нотт поджал губы.

— Клуб самообороны, конечно же.

Блейз улыбнулся и, ни говоря не слова, пошёл к двери, хлопнув его по плечу. Не решаясь как-то трактовать этот жест, Теодор проводил взглядом сокурсника — одного из двоих оставшихся, он никогда не забывал об этом, — и бросился к саквояжу. Нужно было торопиться. Он не считал себе астрологический прогноз на день — не умел, да и не особо верил, пусть и видел воочию результаты (тот диалог с представителями Дельфийского клуба до сих пор вызывал у него сомнения в реалистичности случившегося), — но чувствовал интуицией, чуйкой, что у него могло что-то получиться.

Шкатулка в виде монолитного куска альпийского гранита упорно долго не желала проваливаться в растянутое донельзя горлышко безразмерного мешочка, который по-прежнему хранил самые ценные его вещи, покоясь на груди.

Наконец, Теодор выбрался из саквояжа, выдохнув. В отсутствии сокурсников были и плюсы. Тео не сомневался, что Невиллу в его одиночестве гриффиндорской башни удалось найти преимущества, и одним из них была возможность проделывать сомнительные делишки. Как в такой ситуации бы выкручивались нынешние третьекурсники, которых на каждом факультете было больше полутора десятков, а кровати, как у Луи и Грима, были аж двухъярусными, ему даже не представлялось.

Впрочем, «программа Нотта» предполагала, что многие юные волшебники покинут Хогвартс уже после пятого курса и отправятся отрабатывать своё образование.

Теодор со спокойным видом пересёк гостиную, остановившись лишь для того, чтобы очистить ботинки пришедшего с улицы первокурсника, не удосужившегося это сделать самостоятельно. Мальчишка раскраснелся, а его приятели тут же задрали носы — они-то вспомнили о бытовых чарах.

Через половину часа, как свидетельствовали его часы, Теодор оказался напротив того самого гобелена с Варнавой Ноттом и троллями, что каждый раз разжигал в его душе пламя праведного негодования. «Всё было не так», но доброхоты разместили в замке именно такую сцену, и все запомнили Варнаву как Вздрюченного.

Наконец, в противоположной стене появилась дверь. Потянувшись к её ручке, Теодор вознёс Магии просьбу, чтобы никто не попытался нарушить его уединение, и, прикрыв глаза, зашёл внутрь.

К его удивлению, комната выглядела иначе.

Это была просторная светлая зала с большим столом по центру. Теодор бы назвал его «верстак» по своей первой ассоциации. Обилие инструментов: щипцы, зачарованные на какие-то дивные чары, молотки, сверлильные упоры, пилы, — бросалось в глаза, и, переводя взгляд с одного на другое, он подумал, что видит на самом деле не верстак, а какую-то медицинскую чистоту.

И вдруг понял. Он шёл, чтобы уничтожить хоркрукс. Но хоркрукс был одним из якорей, удерживавших душу Тёмного лорда. Он шёл вызволять душу, лечить её, и комната-по-требованию дала ему то, что он, возможно, и хотел.

Рядом с верстаком, в больших чашевидных поддонах, ваннах своего рода, стояли три чана, что появились в Хогвартсе благодаря действиям Теодора Нотта. Регенерирующее зелье, зелье ночного зрения, что можно было превратить в зелье невидимости каким-то там образом, который остался где-то на окраине сознания, и маггловская бочка «соляной кислоты».

Флитвик тогда ни о чём не спросил его и ничего ему не сказал, выполнив свою часть сделки. Вероятно, он сделал какие-то свои выводы, но райвенкловец был разумным и мудрым магом. Многие знания означали многие печали. И даже райвенкловцы могли остановить себя от того, чтобы сунуть нос в чужие вопросы.

Теодор подошёл ближе и, вздохнув, потянулся к нагрудному мешочку. Через несколько минут и отборных моряцких ругательств, невесть откуда подчерпнутых, он извлёк тяжёлый кусок альпийского горного хрусталя и расположил его на металлическом столе.

— Хм… — Теодор заодно извлёк свою