Николай Томан - Если даже придется погибнуть...

— Ну я-то как раз не священник, — уточняет Дионисий. — Всего лишь богослов, да и то не очень-то правоверный.

— Знаем, знаем, — понимающе улыбается Грачев. — А что касается бороды нашего Алеши Конюхова, то он ее в свое время одним из первых завел. Скоро, однако, в моде будут одни лишь усы. Вот он и поспешил…

— Да что ты меня стилягой каким-то изображаешь, — хмурится Конюхов. — Просто надоела мне борода, вот и сбрил… А у вас, папаша, видать память хорошая, сразу меня узнали, — обращается он к Дионисию.

— Ну не сразу, положим, однако узнал: Привет вы мне от внука передавали и очень обрадовали меня этим. Писем я от него давно не получал и уж опасаться стал, не случилось ли с ним чего… Очень признателен вам, что успокоили вы меня тогда.

— А ваш покорный слуга, — снова кланяется Грачев, — именуется Павлом Макаровичем Грачевым. Вот и весь экипаж машины нашей боевой, как в песне поется. Теперь, ребята, марш за провиантом! Я у них, Дионисий Дорофеевич, за главнокомандующего, потому как годами всех их старше. Анатолий-то совсем еще мальчишка, ему всего двадцать четыре. Алексею, правда, уже около сорока, а мне аж сорок пять.

— Какие же это годы! — смеется Дионисий. — Мне вот восемьдесят скоро будет.

Когда Ямщиков с Конюховым приносят из машины продукты и раскладывают их на столе, Грачев открывает поллитровку водки и обращается к хозяину дома:

— Мы, с вашего разрешения, по чарочке от ревматизма. Завтра на рассвете на рыбалку подадимся, так это у нас вроде профилактического мероприятия. Вы как насчет ста грамм, Дионисий Дорофеевич?

— Чего же от них отказываться, — усмехается Дионисий. — Можно и сто пятьдесят, но не более того. Больше никогда не приемлю. Даже когда помоложе был, и то этим делом не злоупотреблял.

Теперь для Анатолия нет уже никаких сомнений, что Конюхов и есть Туз, и он еще внимательнее присматривается к нему. Чувствуется, что он все время настороже и явно неспокоен. А Грачев балагурит, как провинциальный конферансье. То анекдот расскажет, то историю смешную — артист!

Зато Дионисий ведет себя очень непринужденно. Вроде и не догадывается, что за гости к нему пожаловали. Наверное, его не успели еще предупредить оперативные работники милиции, а может быть, и не нашли нужным. Им виднее…

После ужина хозяин дома начинает хлопотать о постелях для гостей, хотя Грачев говорит ему:

— Да вы о нас не беспокойтесь, Дионисий Дорофеевич. Мы народ неизнеженный. Можем и на полу.

— Зачем же рабочему-то классу на полу? Двоих я в комнате Андрея устрою…

— Тогда пусть там Анатолий с Павлом ночуют, — поспешно прерывает Дионисия Конюхов, — а я в машине буду. Мне это не впервой. И потом — на свежем воздухе — здоровью на пользу.

— Ну, как вам угодно будет, только у меня и для вас найдется место — дом, как видите, просторный.

Грачев бросает на Алексея настороженный взгляд, а он делает вид, что не замечает его тревоги, и, беспечно насвистывая что-то, выходит во двор. Помедлив немного, за ним следует и Грачев. Анатолий в сумеречном свете видит в открытое окно, как они идут к машине…

И вдруг слышит шепот Дионисия:

— Не оборачивайтесь в мою сторону и слушайте меня. Я предупрежден работниками московской милиции. Они наблюдают за моим домом. Вам велено ничего без их приказа не предпринимать.

Грачев с Тузом тоже ведут разговор.

— Уж не вздумал ли драпануть? — чуть слышно спрашивает Туза Грачев. — Что-то нервным больно стал?

— А ты больно подозрителен, — огрызается Туз.

— Знаю я тебя, потому и подозрителен. Все мерещутся засады…

— Корягино, что ли, имеешь в виду? Так там действительно была засада. Появись я там еще хоть раз, меня бы мигом…

— Ну а тут чего насторожился?

— Не нравится мне этот Дионисий…

— Ну совсем спятил! Настоящий шизик! Мания преследования у тебя. Что же этот Дионисий — переодетый в рясу сержант милиции что ли?

— Хватит тебе зубоскалить! — начинает злиться Туз. — Иди-ка ты лучше к Анатолию да ложись спать. Я вас завтра чуть свет подниму.

26

Вот уж более двух часов лежит Анатолий с закрытыми глазами, засыпая на несколько минут и тотчас же просыпаясь. А проснувшись, прислушивается к каждому движению Грачева.

Павел спит на диване возле открытого окна, выходящего во двор. Анатолий хорошо слышит его равномерное дыхание. А вот Туз, пожалуй, не спит. Интересно, что за разговор у них был возле «Волги»? Грачев, вернувшись в дом, хоть и балагурил по-прежнему, но заметно, что чем-то встревожился…

«А что, если подняться и выйти потихоньку во двор? Или дверь чуть-чуть приоткрыть и посмотреть, в машине ли Туз? От выхода во двор до «Волги» не так ведь далеко…»

И вдруг шепот Грачева:

— Ты спишь, Анатолий?

«Что делать — отвечать или не отвечать? Пожалуй, лучше притвориться спящим…»

Слышно, как Грачев слегка приподнимается, и, должно быть, напряженно прислушивается. Не дождавшись ответа, встает со своего дивана и перелезает через подоконник во двор.

Подождав немного, Анатолий тоже поднимается с постели и осторожно приближается к окну. Во дворе, освещенном ярким лунным светом, хорошо видно, как Грачев идет к «Волге». Потом стоит некоторое время, всматриваясь внутрь машины. Наверное, ему трудно рассмотреть Туза. Он открывает дверцу и быстро ощупывает что-то руками…

Неужели в машине никого нет? Грачев порывисто выпрямляется и осматривается по сторонам. Затем поспешно идет в дальний конец двора. Что он делает там, Анатолию не видно, но нет сомнений — ищет Туза. Должно быть, не находит его и там — слишком уж быстро возвращается назад. Но едва перебрасывает ногу через подоконник, как его окликает Анатолий:

— Куда это ты ходил, Павел?

Грачев вздрагивает от неожиданности и неохотно отвечает:

— А ты сам не знаешь, зачем ночью во двор выходят?

— Но ты не за тем, — слегка повышает голос Анатолий, — Видел я, что ты во дворе делал. Конюхова искал! А вернее, босса, повелителя твоего, Туза…

— Да ты что!..

— Не считай меня идиотом, Павел! Выходит, что он смотал удочки? Нет ведь его ни в машине, ни во дворе?

— Ну так что из того? Пошел, значит, проверить…

— Что проверить? Ты же прекрасно понимаешь, что его что-то насторожило, вот и решил, видно, перебраться в более надежное место, оставив нас на произвол судьбы, как говорится. Ну мне ладно, на меня ему наплевать, но тебя-то как же? Даже не предупредил. А ведь ты с ним…

— Что я с ним? — уже не скрывает своего раздражения против Туза Грачев. — Друг и брат, да? Исполнитель я его воли, и только. Об одной своей персоне тревожится и чуть опасность какая — сразу дёру, не заботясь об исполнителях. В первый раз, что ли!..