Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин

Ко дню рождения кого–либо из членов команды или к празднику, если в такой торжественный день лодка находилась в море, Боря Пирожников выпекал большой пирог с абрикосовым джемом. Любил кок побаловать нас пирожками с изюмом, с повидлом, с картошкой.

Но праздничные торты и сладкие пирожки будут потом. Пока же я, зелёный салага, мыл посуду, торопливо протирал чашки и ложки и расставлял их на полках шкафчика–рундука.

— Бачковым вынести мусор, — раздалась команда по корабельной трансляции.

Беру обрез, полный консервных банок, нераспечатанных галетных пачек, тащусь через центральный пост и карабкаюсь по вертикальному трапу в узкой шахте к верхнему рубочному люку.

Выбираюсь на мостик и щурю глаза. Как здесь необычно после электрического освещения и душного отсека!

Дует прохладный ветерок.

Сверкает солнце в голубом и чистом небе.

Бирюзой синеет море.

Красота!

У руля, перед репитером гирокомпаса старшина первой статьи Гаврик. Наверху рубки матрос Женька Гаврилов в бинокль осматривает горизонт. Рядом с ним вахтенный офицер, мой командир группы управления стрельбой лейтенант Конашков. Справа от меня стоит старпом капитан третьего ранга Куренков. На самом верху рубки, свесив ноги, сидит командир корабля капитан второго ранга Каутский. Но я долго об этом говорю. На самом деле всё обозрение длилось мгновения.

— Гусаченко! Марш вниз! — визгливо крикнул лейтенат Конашков, выслуживаясь перед командиром лодки.

Нарочито медленно выбрасываю из обреза обеденный мусор, тяну минуту пребывания на верхнем мостике. Мог бы бросить всё разом, но швыряю банку за банкой, а затем туда же, в волны кидаю жестяное ведро. Зачем оно мне? Вечером новую коробку из–под галет вскроем, опять обрез получится.

Окидываю взглядом напослед горизонт — и почему я не сигнальщик, не рулевой? Стоял бы здесь вахту, дышал свежим воздухом, любуясь морем.

Нехотя прыгаю в рубочный люк. Две–три секунды скольжения ладонями по гладким латунным поручням, соскок в центральном посту. Ещё несколько шагов до переборки, сгибаюсь, ныряю в межотсечный круглый проём, задраиваю за собой тяжёлую сферическую дверь, наглухо запираю её кремальерой. Вот и весь мой выход наверх.

Мишка Горбунов завидует:

— Повезло тебе, на мостик поднимался… Как там погода?

— Кайфно. Штиль полный. Завтра ты бачкуешь, тоже пойдёшь мусор выбрасывать, белый свет увидишь.

— Ну, что, молодёжь, готовы п-пить с-солёную воду и… и целовать к-кувалду? — непослушным после «вермути» языком спросил очнувшийся Мосолов.

— Так точно, готовы! — за всех бодро отвечает Горбунов. — А погружение будет?

Мосолов и другие старшины рассмеялись.

— Напогружаетесь… до блевоты.

Мы, салаги, знали, что после первого погружения по традиции нас должны «посвятить» в подводники: дать выпить морской воды и «перекрестить» кувалдой с обязательным целованием этого «высокоточного» инструмента.

И вдруг: «пап, пап, пап, пап, пап», — короткими гудками забасил ревун, подавая сигнал срочного погружения.

Всех, сидящих в проходе, как ветром сдуло. В мгновение ока горохом рассыпались по боевым постам.

И понеслись доклады. Сначала в своих отсеках.

В четвёртом приник к «Нерпе» командир БЧ‑2 старший лейтенант Тушин.

Командиров боевых частей на кораблях «бычками» зовут. Командира корабля — «кэпом». Старпом прозывается «драконом», а стармех — «дедом».

Наш «бычок» сидит за конторкой между ракетными шахтами на средней приборной палубе. Пилотка у него на макушке, рука на клавише–тангенте «Нерпы» — переговорного устройства. Весь внимание.

— Десятый б-боевой пост… к погружению г-готов! — докладывает со своей «Нерпы» Мосолов.

— Есть, десятый, — быстро отвечает Тушин.

— Двадцатый к погружению готов! — на одном дыхании выпаливает командир отделения операторов первой ракетной шахты старшина второй статьи Виктор Деревягин.

— Есть, двадцатый!

— Тридцатый к погружению готов! — торопится доложить командир отделения операторов второй шахты старшина второй статьи Бойко.

— Есть, тридцатый!

— Сороковой к погружению готов! — слышится спокойный, уверенный голос старшины команды Голычева.

— Полста готов! — коротко докладывает командир отделения электрооператоров старшина первой статьи Байсултан.

— Есть, пятидесятый!

Наша очередь, электромехаников.

— Шестидесятый к погружению готов! — без суеты, обыденным голосом, приблизив лицо к «Нерпе», докладывает старший матрос Тарантин.

— Есть, шестидесятый! — тотчас отвечает Тушин и ждёт своей очереди для доклада в центральный. С момента, как прозвучал сигнал ревуна, прошло полтора десятка секунд, и вот уже слышно:

— Центральный! Первый отсек к погружению готов!

— Есть, первый!

— Второй к погружению готов!

— Есть второй!

— Восьмой к погружению готов!

— Есть, восьмой!

Седьмой, шестой, пятый, четвёртый доложили. И последний доклад из третьего отсека, с центрального поста:

— Мостик, лодка к погружению готова!

— Верхний рубочный люк задраен. Срочное погружение! — властный, рыкающий, с железными нотками голос «кэпа» разносит корабельная трансляция по всем отсекам.

— Есть срочное погружение! — дублирует команду старпом.

Глухо стукнул, захлопываясь над командиром, верхний рубочный люк. Враз заглохли дизеля.

В первом, восьмом и третьем отсеках замерли у колонок всплытия и погружения трюмные машинисты старшины первой статьи Павел Шитов, Павел Климовских и Владимир Ткачёв. Их напряжённые руки сжимают рукоятки гидравлических манипуляторов открытия клапанов вентиляции балластных цистерн.

В центральном посту на горизонтальных рулях боцман Гусаров. Рядом с ним за штурвалом вертикального руля старшина первой статьи Гаврик. Глаза на приборах. Нервы напряжены. От слаженных действий этих подводников, чёткого выполнения команд зависит сейчас многое: быстрота погружения, живучесть корабля, жизнь экипажа. Снаружи зашумело, забулькало, зажурчало: морская вода, с бешеным напором врываясь в открытые кингстоны, заполняет балластные цистерны. Лодка проваливается в бездну. На какую глубину — нам в четвёртом отсеке не ведомо. Нет у нас глубиномера.

Оклеенный пробкой и окрашенный белилами прочный корпус изнутри покрывается капельками холодной влаги. Становится сыро и зябко. На миг представляю, что всего лишь стальная обшивка отделяет от вечного мрака морской пучины. А вдруг не выдержит, лопнет, треснет по швам?! Поскрипывают шпангоуты. То сильнее, то тише жужжат электромоторы гребных винтов.