Луи Буссенар - Приключения в стране львов

— Да верно ли это, monsieur Андрэ? — переспросил жандарм, к которому вернулись прежние опасения.

— Даю вам честное слово. Она только того и боялась, что умрет, не помирившись с вами.

— Если так, monsieur Андрэ, — идемте. Но только я гораздо меньше трусил, когда первый раз шел в атаку.

Андрэ, у которого сломанная нога только что начала заживать, оперся на руку Фрикэ и сошел вниз. Там он подошел к приотворенной двери в одну из спален. Из двери высунулась хорошенькая головка юнги, исполнявшего, очевидно, при больной должность сиделки.

— Она спит? — спросил Андрэ.

— Ее разбудил пушечный выстрел, — отвечал юнга.

— Войдемте в таком случае… Сударыня, я к вам с хорошими вестями.

— Что мой муж?

— Вернулся, Фрикэ отыскал его.

— Пришел бы он сюда.

— Он уже здесь… Ну, мой друг, подходите, не будьте ребенком.

— Monsieur Андрэ, у меня ноги подкашиваются, — отвечал глухим голосом жандарм, входя в комнату. Сзади его подталкивал Фрикэ, а Андрэ тянул за руку.

Больная сидела на постели, вся обложенная подушками. Барбантон увидел бледное, худое лицо с лихорадочно блестевшими глазами. К нему тянулась худая рука… Кто-то рыдал…

Барбантон бросил на жену растерянный взгляд, машинально взял ее руку, откашлялся, поперхнулся и — не произнес ни слова.

На этом лице, так изменившемся после сильных страданий, он не находил прежних жестких, бездушных черт, которые так его раздражали. Куда девались тот пронзительный взгляд, плотно сжатые в сарказме губы… Да, Андрэ сказал правду: внешне перемена была полная.

Ну, а в нравственном плане? Судя по началу, можно было надеяться, что произошла и моральная перемена.

Больная заговорила первая — тихим, ласковым голосом:

— Друг мой, я уж и не думала с вами увидеться… Такая страшная болезнь! Вот мученье-то было!.. Мой друг, я вас не понимала. Я с вами очень дурно обходилась. Можете ли вы меня простить?

Барбантон стоял с покрасневшим носом и с мокрыми глазами и жестоко теребил свою бородку.

— Сударыня… друг мой… дитя мое… Я — старый дурак. Больше ничего. Сказать нужно прямо. Я хотел вести дом по-военному, по-жандармски. В чувствах я разбирался не больше австралийского дикаря. Вы взбунтовались против деспотизма — и правильно сделали. Я ведь тоже вас не понимал… а потом уже было поздно.

— До чего вы добры! Вы себя же обвиняете, взваливаете на себя несуществующие вины!.. Ну, будь по-вашему. Скажу вам одно: я решила начать новую жизнь, если избавлюсь от этой болезни.

— Но ведь опасность миновала… Мне так сказал monsieur Андрэ.

— При этой болезни бывают внезапные рецидивы. Потом… хотя я и очень рада, что вы вернулись, но меня теперь тревожит, что вы можете тоже заболеть.

— Об этом не тревожьтесь, сударыня, — сказал Андрэ. — Фрикэ и ваш муж закалились, совершив путешествие по болотам. Здешние микробы на них не подействуют. С другой стороны, нами приняты всевозможные гигиенические меры, так что едва ли можно ожидать дальнейшего распространения эпидемии. Наконец, мы сейчас уходим из этих мест на юг, машина уже разводит пары, и свежий воздух открытого моря сразу рассеет все вредные миазмы… Сударыня, мы сейчас оставим вас наедине с вашим супругом. Вам, вероятно, о многом нужно поговорить с глазу на глаз. Пойдем, Фрикэ.

— Сейчас, monsieur Андрэ. Но я сперва должен отдать госпоже Барбантон отысканную мною вещь, которой она несомненно обрадуется.

Парижанин вынул из кармана кожаный мешочек, из которого высовывались концы оборванной цепочки.

Он открыл этот мешок и достал из него знаменитый медальон.

— Вот эту вещь я вытащил из желудка змеи в тридцать пять футов длиной. Змея нечаянно проглотила ее вместе с вором, укравшим вещь. Я не открывал медальона, не желая быть нескромным. Да и запирается он, вероятно, с каким-нибудь секретом. Впрочем, это не важно. Не угодно ли вам, сударыня, удостовериться, тут ли билет?

Горячо поблагодарив юношу, который, в сущности, возвратил ей и семейное счастье, и состояние, madame Барбантон дрожащими от слабости руками открыла медальон и простонала от разочарования.

Медальон был пуст. Фрикэ и Андрэ громко вскрикнули. Барбантон остался невозмутим.

— Ну, что же! — сказала больная, быстро сделав выводы. Билет потерян, значит, выигрыш пропал. Лучше не думать об этом. Хотя все-таки жаль: ведь он обеспечивал нам безбедное существование. Ничего, мы будем оба работать — не правда ли, мой друг?

— Элодия, вы превосходная женщина. Уж как мне понравилось то, что вы сейчас сказали — вы и представить себе не можете. Конечно, мы будем работать, если захотим. А не захотим — будем жить на свои доходы. Вам это знакомо?

Он неторопливо вынул из кармана довольно-таки потертый бумажник, из бумажника также неспешно достал сложенную вчетверо бумажку и подал жене.

— Как!.. Билет!..

— 2421. Мой метрический номер, если вы не забыли.

— Вот здорово так здорово! — вскричал Фрикэ. — Как же так, жандарм: билет у вас, а вы все время молчали?

— Я о нем совершенно забыл. Дело было так. Попав к Сунгойе после моего побега отсюда, я узнал, что этот неделикатный негр украл у вас медальон. Будь я на службе, я бы его преспокойно арестовал, но теперь нужно было действовать иначе. Не оставлять же такую ценность у этого скота! На другой же день я напоил Сунгойю до положения риз, чем он был очень тронут и тут же произвел меня в генералы, а я, воспользовавшись его состоянием, открыл медальон, вынул билет и закрыл опять. Вор вора обокрал! Конечно, это был неблаговидный поступок, в особенности со стороны человека, служившего в жандармах, но, принимая во внимание обстоятельства… Наконец, я действовал с самыми гуманными намерениями. Я собирался передать билет вам вместе с моей доверенностью.

— Правда?

— Честное слово. Когда мы прибыли на Фритаунский рейд, я хотел отдать его Фрикэ, прежде чем мы расстанемся, но при виде желтого флага и знаков траура на яхте я обо всем позабыл.

— Теперь все объясняется, — заметил Фрикэ. — И за разбитые горшки пришлось поплатиться одному Сунгойе… Но вы-то, генерал, каков — и везет же вам, однако!

— Правда, Фрикэ, мне повезло, но это в первый раз в жизни и, вероятно, в последний. Мы с женой оба выиграли по одному и тому же билету. Вы, дорогая Элодия, выиграли приличный денежный куш, а я — добрую жену. Разумеется, из нас двоих я богаче, — прибавил с несвойственной ему галантностью бывший жандарм.

От желтой лихорадки все-таки не все умирают. С ней возможна борьба. Но течение этой болезни обычно бывает очень капризно. И лучшее средство — как можно скорее бежать из очага заразы и переместиться куда-нибудь в более холодный климатический пояс или в гористую местность. Само собой разумеется, что главную роль тут играют всевозможные гигиенические меры, в особенности же полное уничтожение всего, с чем контактировал больной.