Александр Беляев - Взлетная полоса

Юля не возражала, хотя сказала, что с французским балетом она знакома достаточно хорошо. Договорились, что встретятся возле театра, на стоянке автомашин.

Предстоящая встреча несказанно радовала Кольцова. Но только что закончившийся разговор с Юлей оставил привкус неудовлетворенности. Уж очень деловой тон выдерживала она во всех беседах с ним по телефону: «Да!», «Нет!», «Хорошо»…

Кольцов, конечно, понимал, что сдерживает Юлю. При встречах, когда они бывали вдвоем, он это заметил, она была совершенно иной: отзывчивой, приветливой. И тем не менее ее вынужденная холодность вызывала в нем чувство досады. Впрочем, обо всем этом Кольцов подумал лишь мельком. Так или иначе, а в театр идти Юля согласилась без колебаний. Куда больше расстроила его откровенная озабоченность Ачкасова. С некоторых пор Кольцов вдруг почувствовал себя причастным ко всему, что волновало этого умного, корректного и очень симпатичного ему человека. И теперь, после разговора с ним, Кольцов чувствовал беспокойство. И захотелось сейчас же, не откладывая дело ни на минуту, сделать для Ачкасова что-то нужное, полезное. Решение пришло само собой. «К Верховскому! Зачем тянуть?» — подумал Кольцов и в последний раз просмотрел лист со своими записями. Все, что он предлагал, с чем шел на суд к академику, было правильно. По крайней мере с его, кольцовской, точки зрения. А если что окажется не так — на то она и консультация.

Накануне Кольцов звонил на кафедру. Верховский был в Москве, в университете. Читал, как обычно, лекции, вел семинары. По времени он скоро должен был заканчивать занятия. Кольцов быстро собрался, сдал документацию, опечатал комнату.

Троллейбус, сравнительно свободный в этот час дня, прямым рейсом доставил его на Ленинские горы. Университетский парк горел как в огне. За неделю осень пришла в город. После каждого порыва ветра деревья окутывало желто-бурое облако листопада. Большие, блеклые — кленовые; маленькие, почти круглые, как золотые монеты — березовые; покрупнее, помягче и посветлей — липовые; жесткие, багровые — осиновые — листья густым дождем сыпались вниз, ложились на дорожки, засыпая лужи, пестрым ковром устилали газоны. «Найти себя — это даже важнее!» — вспомнил вдруг Кольцов слова Ачкасова и подумал: «Сказано не зря. А что это значит? Что значит «себя»? Разве как личность я недостаточно четко выражен? Я все чего-то ищу. Ищу приемы, как лучше обучать моих солдат. Ищу решения задач. Поиск — моя суть. Но что значит «себя»? Свое место в жизни? Но зачем это нужно Ачкасову?»

Кольцов и не заметил, как прошел мимо памятнику Ломоносову, как очутился возле здания физического факультета. Все здесь так хорошо было ему знакомо, что он и впрямь мог безошибочно добраться сюда с завязанными глазами.

В дверях корпуса его остановила пожилая вахтерша.

— Пропуск! — категорически потребовала она.

Кольцов сразу оторвался от своих мыслей, улыбнулся, сказал приветливо:

— Давно уже сдал, Анна Григорьевна.

Пожилая вахтерша повнимательней вгляделась в него. И вдруг тоже заулыбалась:

— Батюшки! Да это, никак, вы?

— Самый что ни на есть!

— Или проведать кого?

— С Владиславом Андреевичем хотел встретиться.

— Тут он, тут, — подтвердила вахтерша. — Что ж с вами делать-то?

— Пропустить служивого.

— Да ну уж ладно, — махнула рукой вахтерша. — Времени-то сколько? Пока будете звонить, он и уедет. Идите. Ладно. А назад пойдете, заявку с кафедры принесите.

— Все сделаю! — пообещал Кольцов и проворно направился к лифту. Шагал, беззвучно повторяя: «Альма матер! Альма матер!» В коридоре и на лестничной площадке было оживленно. Студенты, ассистенты, лаборанты. Промелькнули двое военных. Кольцов поднялся на третий этаж. И возле аудитории наткнулся на Верховского. Кольцов шел к нему, искал его, но в общем-то встреча произошла совершенно неожиданно. Уж очень как-то просто.

Кольцов вытянулся по стойке «смирно» и негромко сказал:

— Здравия желаю, Владислав Андреевич!

Академик метнул на него быстрый взгляд и даже, как показалось Кольцову, вздрогнул. Но уже в следующие момент мохнатые брови его вскинулись вверх, и по лицу промелькнула тень удовлетворения. Он узнал своего любимого ученика. Узнал безошибочно. Но, как при прошлой и при позапрошлой их встрече, улыбнулся довольно скептически:

— А-а… это вы…

— Так точно! Я рад вас видеть! — не обращая ни малейшего внимания на его тон, проговорил Кольцов.

— Я тоже. Каким же ветром вас сюда занесло?

— Хотел увидеть своего учителя. Хотел посоветоваться с вами.

— Даже так? — с любопытством оглядел с ног до головы Кольцова Верховский. — В каких же вы теперь чинах? Я плохо разбираюсь в погонах.

— Капитан.

— Великолепно. Значит, скоро будете полковником?

— Майором, Владислав Андреевич.

— Прекрасно! Прекрасно! — повторил Верховский. — О чем же вы хотели со мной посоветоваться? Как устроиться к нам в охрану?

— О другом, Владислав Андреевич! — подавил улыбку Кольцов.

Разговаривать, и даже об очень серьезных вещах, в коридоре, на лестнице было обычной манерой Верховского. Кольцов это хорошо знал. Но сегодня его лично такая ситуация не устраивала. И прежде чем ответить Верховскому, он для начала замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.

— Там, в части, Владислав Андреевич, мне было приказано испытать новый прибор ночного видения, — дождавшись, когда Верховский тоже остановится, начал Кольцов. — Потом пришлось давать о нем отзыв. Прибор во многом оказался несовершенным. А главное, бесперспективным. Никогда не поможет он нам, солдатам, решить те задачи, которые мы должны решать. Он всегда будет слепнуть от яркого света, в огне. Никогда не пробьет туман. Я пытался обосновать, почему именно. И хотел показать эти обоснования вам. Вот…

Кольцов достал из папки лист и протянул его Верховскому. Академик быстро пробежал взглядом по колонке цифр и формул.

— Н-да-а… — заключил он.

— Ерунда получилась? — смутился Кольцов.

— Получается, — вздохнул Верховский.

— Я ошибся? — настойчиво допытывался Кольцов.

— Нет. Теперь я вижу, что вы можете стать даже начальником охраны.

— Владислав Андреевич! — взмолился Кольцов.

— А что? — не щадил своего ученика Верховский. — Почаще будем видеться! А то ведь вот… многого вы уже и не знаете.

— Значит, все-таки есть ошибка? — расстроился Кольцов.

— Не в этом дело, — уже серьезно ответил Верховский и взглянул на часы. — Полчаса у меня есть. Могу посвятить их вам. Пройдемте в аудиторию.