Игорь Подколзин - Искатель. 1984. Выпуск №3

— Есть очередь и на них. Боюсь, Дхаулагири закуплен на несколько лет вперед.

Сток не на шутку разволновался. Вскочив с кресла, он забегал по холлу. С тайным злорадством Гринфилд наблюдал за ним, не спеша прийти на помощь. Так этим кабинетным «оперативникам» и надо.

— Стив, — встрепенулся вдруг Сток, — есть прекрасная идея. Почему бы нашим парням не приехать в качестве таких же, как я, туристов и не совершить восхождение тайком?

— Тогда бери руководство операцией на себя, а меня уволь: не хочу участвовать в обреченных на стопроцентный провал авантюрах. О какой тайне может идти речь, когда Гималаи буквально нашпигованы альпинистами, не говоря уж о тысячах горных туристов? Как только специально экипированные люди появятся в районе пика, о них сразу станет известно, и нас забросают тысячами «зачем» и «почему».

— Тогда надо перекупить очередь. Кто идет на Дхаулагири этой весной?

— Это мы сейчас узнаем.

Гринфилд вышел в прихожую, где был телефон. В холле он старался не держать ничего, к чему можно было бы подключить подслушивающее устройство

Сток с нетерпением ждал возвращения Гринфилда. Тот появился минут через пять.

— Считай, что нам повезло. Весной на Дхаулагири идут англичане.

— Тогда немедленно звони в английское посольство и договаривайся. Предлагай любые деньги. Компания готова субсидировать эту операцию без ограничений.

— И даже согласится поделиться с англичанами информацией?

— Ты что, с ума сошел? Ни в коем случае!

— Тогда тебе придется потерпеть. Завтра встречусь с нужным человеком в английском консульстве и постараюсь осторожно все прощупать.

ГЛАВА III

В своем номере на третьем этаже Шранц первым делом повесил на ручку с внешней стороны двери табличку: «Просьба не беспокоить». Потом, не снимая пуховки, плюхнулся на постель, забросив ноги в тяжелых ботинках на спинку кровати.

Настроение было хуже некуда. Может быть, потому, что им, в прошлом всегда уверенным в себе, на сто процентов, все чаще и чаще перед восхождением стали овладевать приступы потливой слабости, хнычущего бессилия. Ладно бы, когда один, а теперь, оказывается, он не может сдерживать себя и на людях.

«И черт меня дернул, — ругал он себя, — изливать душу перед случайными туристами-янки. Видно, я на самом деле выглядел жалко, раз этот розовощекий толстяк, прожигающий папашино наследство, даже силился изобразить сочувствие, пытался расспрашивать. Хорошо еще, вовремя смылся, а то бы весь Катманду заговорил, что Вилли Шранц сломался, что ему пора в богадельню».

Вилли упивался самобичеванием. Сознавал, что это граничит с патологией, но ничего не мог с собой поделать. В последнее время, стоило только оказаться вблизи гор, как с ним происходила непонятная трансформация. Это был уже не гордо улыбающийся «счастливчик Шранц», король заоблачных пиков, а придавленный страхом новичок. Только в горах, на узеньких карнизах и грозящих лавинами склонах, он вновь становился самим собой, непревзойденным восходителем. И чем неприступнее была вершина, тем спокойнее и увереннее он себя чувствовал.

Стук в дверь вернул Шранца к действительности.

— Войдите, если не умеете читать! — сердито рявкнул он, продолжая лежать на спине, чтобы показать, будто ничуть не рад непрошеному гостю.

— Добрый день, — раздался бархатистый баритон, — читать я умею и табличку изучил с должным вниманием. Но все-таки решил войти, хотя и не исключал вероятности быть тут же выставленным вон. Ну как, вышвырнете меня или предложите сесть?

— Ладно, садитесь и выкладывайте, зачем пришли. А если будете утверждать, что не знаете, к кому попали, то уж точно пересчитаете все ступеньки до нулевого этажа. Устраивает?

— И скандала не боитесь?

— Наплевать, я ничего не боюсь.

— Неужели? В горах вы так же бесстрашны?

— Слушайте, вы без приглашения врываетесь ко мне в номер да еще пытаетесь насмехаться! Кто вы? Только не юлите, наш уговор в отношении знакомства с лестничными пролетами остается в силе. — Вилли начинала забавлять эта перебранка, он даже приподнялся на локте и повернулся к незнакомцу. Это был узкоплечий смуглый мужчина лег сорока, одетый в строгий серый костюм европейского покроя. Черная шапочка «топи» выдавала в нем непальца.

— А мы с вами в некотором роде коллеги…

— Да я скорее застрелюсь, чем пойду с тобой в одной связке, — неожиданно для себя Шранц перешел на «ты», что бывало в тех редких случаях, когда он испытывал расположение к собеседнику.

— Откровенно говоря, я бы тоже не отважился отправиться в паре с «безумцем Вилли».

Шранц встрепенулся.

— Откуда ты знаешь эту проклятую кличку?

— Если иногда пишешь в здешние газеты, нужно иметь собственные источники информации.

— Значит, ты писака, — разочарованно протянул Шранц. — Тогда зря теряешь время. Интервью я не даю.

— Может быть, спустимся в бар? У нас, между прочим, научились делать отличное пиво. Я угощаю, — как ни в чем не бывало предложил «писака».

К своему удивлению, Вилли почувствовал, что не прочь поболтать с задиристым визитером. В баре царил полумрак, приглушенно звучала мелодия из нашумевшего индийского фильма «Хари Рама, Хари Кришна». Едва они расположились за столиком на двоих в самом темном углу, неслышно возник официант:

— Добрый день. Как обычно «Стар», господин Сатьял? Вашему гостю тоже?

— Вот мы и познакомились, — сказал Шранц и, выжидающе улыбаясь, добавил: — Оказывается, ты даже более популярен, чем я. Меня-то, во всяком случае, официант не узнал.

— Да, Вилли, тебе явно не везет. И американцы сегодня тебя не признали.

— Ты что, следишь за мной? — Шранц невольно насторожился.

— И в мыслях не было, я даже не собираюсь брать у тебя интервью.

— Тогда зачем же пришел?

— Просто так. Около пагоды ты показался мне таким одиноким, извини, но я бы даже сказал, пришибленным, а это на тебя непохоже. Я видел тебя на пресс-конференциях и до и после твоих сенсационных восхождений. Тогда ты изображал собой супермена. Это выглядело слишком уж наигранным, настолько фальшивым, что мне было противно писать.

— А теперь, по-твоему, я больше похож на самого себя, иными словами, на Каина? — с горечью заключил Шранц.

— Ты имеешь в виду смерть брата?

— А что еще? Твои же коллеги не жалели грязи, чтобы превратить меня в трусливого злодея. Вопили, что на мне кровь Петера.

— Откровенно говоря, — спокойно промолвил Сатьял, — поскольку я журналист, то не очень-то верю всему тому, что пишут мои коллеги, особенно когда дело касается сенсации. Смерть твоего брата была действительно темной историей, а в такой ситуации мало кто из репортеров удержится от соблазна покопаться в грязном белье.