Евгений Коршунов - И придет большой дождь…

— Коло!

— Вва! — восторженно заревела толпа, когда все пассажиры «пежо» повторили этот жест. — Виктори! Коло!

Кто-то совал в машину калебас с вином, кто-то кричал «братья»!

— Поехали! — решительно сказал Жак Дарамоле. — Повеселились, и хватит.

Машина медленно тронулась, и толпа стала расступаться, расступаться, пока «пежо» наконец не вырвался из ее объятий.

— Легко отделались, — сказал Жак. — Обычно такие толпы требуют с путешественников денег в «фонд партии». Коллективный грабеж! А сегодня по случаю победы просто забыли. Ишь как веселятся!

Откуда-то из чащи леса доносился барабанный бой.

Точно такая же сцена повторилась в Даде.

Город ликовал. Кое-где горели дома. Их никто не тушил — они принадлежали сторонникам «Демократической партии», входившей в правительственную коалицию. И здесь всюду висели синие флаги с буквами ДП. Было видно, что они где-то долго дожидались этого часа, — на флагах были слежавшиеся складки.

На выезде из города стояло около десятка вооруженных полицейских. Они были явно растеряны и не знали, что делать. Еще вчера вид пальмовой ветки действовал на них, как на быка красная тряпка. Сегодня же все изменилось.

Полицейские проводили «пежо» растерянными взглядами, но остановить не решились.

— Теперь несколько маленьких деревушек, и мы в Луисе, — весело сказал Жак и обернулся: — Ну как? Веселое путешествие?

— Быть в Африке — и без приключений? — Голос Войтовича был, как всегда, спокоен.

Вдруг машину подбросило, словно она перескочила через толстое полено. Петр ударился головой о потолок…

— Черт! — прорычал Жак.

— Змея! Змея! — крикнул Дарамола.

— Где? Где? — завертел шеей Войтович.

— Переползала дорогу, здоровенная! Анджей и Петр обернулся к заднему окну.

Там, позади, в пыли билась, извивалась, корчилась трехметровая змея толщиной в сильную мужскую руку. Машина переехала ее, она не могла уползти и судорожно била хвостом, мотала плоской головой, похожей на молот. Это была схватка между жизнью и смертью в дорожной пыли, на раскаленном солнцем асфальте.

— Следующая машина ее добьет, — сказал Анджей.

— Если будет сегодня следующая, — заметил Жак.

— Остановимся? — предложил Петр. — Сфотографировать…

— В следующий раз!

Жак сидел впереди, внимательно вглядываясь в набегающую дороге. Они приближались к Луису.

И никто из них не знал, что, последуй они предложению Петра, вернувшись к судорожно бьющейся в пыли змее, а потом углубившись по болотистой тропинке в душные заросли, увидели бы то, что увидели местные жители неделю спустя: у толстого дерева, прислонившись к нему спиной и вытянув ноги, сидел мертвый премьер-министр Гвиании. Он сидел, касаясь подбородком груди, бессильно уронив на колени руки. А неподалеку, над грудой свежих веток, присыпанных землей, тучей вились мухи — тело министра хозяйства уже разлагалось.

Но Дарамола продолжал гнать «пежо» до тех пор, пока Жак вдруг не рявкнул:

— Тормози! Зашипели шины.

Спереди, из кустов, прямо на машину бежало несколько полицейских с винтовками наперевес.

Жак достал пачку сигарет. Сам он не курил, но сигареты возил «на представительство»: нравы местной полиции он знал хорошо.

— В чем дело? — заорал он прямо в лицо запыхавшемуся сержанту. — Пункт проверки? Почему не поставили предупредительные знаки?

Сержант опешил. По его добродушному лицу ручьями тек пот.

— Мм… мм…

От бега он еще задыхался.

— «Мм…», «мм…» — передразнил его Жак и неожиданно протянул сигареты: — Курите!

Сержант неловкими пальцами вытащил из пачки сигарету.

— И вы…

Жак протянул пачку полицейским, столпившимся за широкой спиной сержанта.

— Да берите всю пачку, разделите… Полицейские дружелюбно заулыбались.

Жак вылез из машины, щелкнул зажигалкой. Все по очереди прикурили.

— Ну а теперь рассказывайте, что у вас здесь происходит, — уже совсем спокойно потребовал Жак и устало потянулся. — Опять беспорядки?

— Нет, теперь уже порядок! Сержант добродушно улыбался.

— У нас здесь порядок, а дальше…

— Что дальше?

— А дальше стреляют. А вы, собственно, куда едете? В Луис?

— В Луис.

Сержант смущенно почесал затылок.

— Не советую. Не проедете.

У него были инструкции никого не пропускать, но он колебался. Полицейские дипломатично молчали и курили. Такие сигареты, которые им подарил Жак, курить им приходилось нечасто — пачка стоила их дневной зарплаты.

И сержант махнул рукой на инструкции.

…На белом камне мелькнула цифра «восемь». Восемь миль до Луиса.

Они въехали в предместье Луиса — большую торговую деревню, известную тем, что она была обиталищем преступного мира столицы Гвиании. И в обычное-то время полицейские боялись показываться здесь без оружия поодиночке. Люди исчезали в предместье бесследно, лишь окружающие болота знали их судьбу.

На этот раз деревня была пуста. Лишь длинный хвост машин, стоящих одна за другой, тянулся по шоссе, служившему одновременно и главной деревенской улицей.

Шоферы мирно сидели группами в тени и закусывали. Мальчишки из ближайших домов уже зарабатывали свои пенсы — медяки с дыркой посредине, продавая шоферам ямсовые лепешки с огненной подливой из красного перца. Те, кто был побогаче, потягивали пиво. Победнее — довольствовались пальмовым вином.

Его продавала старуха, сидящая под навесом из пальмовых веток. К одной из опор навеса — шесту потолще — была приколочена дощечка: «Рест-хаус Амбассадор».

Весь «рест-хаус» состоял из навеса, дощечки, старухи и скамейки, на которой она сидела. Да еще двух десятков калебасов, стоящих в тени навеса.

Вино продавалось мисками.

Старуха запускала небольшую эмалированную миску в ведро, покрытое тряпками, болтала руками в вине, чтобы поднять осадок, и затем извлекала миску, полную мутной желтоватой жидкости.

Было жарко, и торговля шла бойко.

Дарамола, посланный Жаком вперед на разведку, вернулся с нерадостной вестью.

— Впереди идет бой! — заявил он торжественно.

— Какой бой? — накинулся на него Жак. — Ты сам видел? Кто с кем воюет?

— Бой идет! — настаивал Дарамола. — А сам я не видел. И никто не видел. Какой дурак под пули полезет?

— Трус, вот ты кто! — выговаривал ему француз. — И за что я тебя держу? — Он обернулся к своим спутникам и развел руками: — На день раз пять собираюсь уволить. — Жак улыбался, но так, чтобы Дарамола не видел его улыбки. Голос его оставался строгим и резким: — Бабник, врун, хвастун! Вы послушайте только его. Один раз мы были с ним в соседней стране, бывшей французской колонии. Так он уверяет своих приятелей, что был в Париже! А теперь выясняется, что он еще и трус!