Уилбур Смит - Золотой Лис

Ознакомительный фрагмент

Митинг закончился голосованием по резолюции, требующей немедленной отставки незаконного режима Джона Форстера и передачи всей власти народно-демократическому правительству Южной Африки. Согласно заявлению организаторов митинга, резолюция была принята единогласно, и Майкл заметил, что теперь Джон Форстер наверняка умрет от страха. Затем митингующие разошлись куда более мирно, чем футбольные болельщики после матча.

— Давай заскочим в бар, — предложил Майкл. — У меня малость пересохло в горле, пока мы сбрасывали все эти фашистские режимы.

— Тут есть неплохое местечко на Стрэнд, — отозвался Нельсон Литалонги.

— Так веди нас туда, — распорядился Майкл. Когда они расположились у стойки, он заказал всем выпивку.

— Ну что ж, — подытожила Изабелла, потягивая имбирное пиво, — все это самая что ни на есть пустая трата времени. Пара сотен горлопанов, умеющих только сотрясать воздух, никогда и ничего не изменят.

— На твоем месте я не был бы так уверен в этом. — Майкл тыльной стороной ладони вытер пену с верхней губы. — Пока это всего лишь первая, еле заметная рябь на воде, плещущейся у подножия дамбы, но, возможно, скоро она перерастет в маленькую волну, затем в прилив и в конце концов во всесокрушающий девятый вал.

— Да брось ты, Микки, — бесцеремонно отмахнулась Изабелла, — Южная Африка слишком сильна и богата. Америка и Великобритания слишком много в нее вложили. Они никогда нас не предадут; и они вовсе не заинтересованы в том, чтобы мы отдали наши неотъемлемые права своре дикарей, свихнувшихся на марксизме. — Она повторяла прописные истины, которые так часто слышала от отца за последние три года; он говорил это буквально в каждом своем выступлении. И она совершенно не ожидала столь бурного и язвительного натиска со стороны своей матери, сводного брата, Нельсона Литалонги и двух десятков цветных обитателей гостиницы «Лорд Китченер», который последовал вслед за ее заявлением. Их аргументы буквально сбили ее с толку. Это были явно не лучшие минуты ее жизни. И когда они с Майклом вечером вернулись на Кадогэн-сквер, она была потрясена и подавлена.

— Они с такой яростью и злобой обрушились на меня, Микки.

— Это и есть та самая новая волна, что надвигается на нас, Белла. И нам, чтобы устоять, нужно попытаться понять это и договориться с ними.

— Но ведь они не могут сказать, что с ними плохо обращаются. Вспомни няню, Клонки, Гамиет, да и всех остальных наших людей в Велтевредене. Я хочу сказать, Микки, ведь им живется гораздо лучше, чем большинству белых в этой стране.

— Я прекрасно тебя понимаю, Белла. Можно до бесконечности взвешивать все «за» и «против», но в конце концов ты неизбежно придешь к одному, самому главному выводу. Что они люди, такие же, как и мы сами. А некоторые из них куда лучше нас. А раз так, то по какому праву, божескому или человеческому, можем мы отказаться разделить с ними все, что есть в нашей родной стране?

— Все это очень замечательно в теории, но сегодня они говорили о вооруженной борьбе. А ведь это женщины и дети, разорванные на куски. Это кровь и смерть, Микки. Это то, что делают ирландцы. Об этом ты подумал?

— Честно говоря, я не знаю, что тебе ответить, Белла. Иногда мне кажется: нет! Убийствам, насилию, поджогам нет и не может быть оправдания. А в другие моменты я думаю: а, собственно, почему бы и нет? Миллионы лет люди убивали друг друга, чтобы защитить себя и свои права. Отец просто рвет и мечет при одной мысли о вооруженной борьбе в Южной Африке, а ведь это тот самый человек, который в 1940 году влез в «Харрикейн» и полетел расстреливать из пулеметов итальянцев и немцев, причем совершенно добровольно, защищая то, что считал своей свободой. Бабушка, непоколебимая поборница законности и священного права частной собственности, всю жизнь отстаивала идею свободного предпринимательства, довольно кивала и приговаривала: «Очень хорошо!» — узнав о самом ужасающем зверстве за всю кровавую и жестокую историю человечества, бомбардировке Хиросимы и Нагасаки. Так можно ли назвать Тару, Бенджамена и Нельсона Литалонги более безнравственными и кровожадными, чем мы и наша собственная семья? Кто же прав, а кто виноват, Белла?

— У меня от всех твоих рассуждений ужасно разболелась голова. — Белла поднялась на ноги. — Я иду спать.

* * *

В шесть часов утра ее разбудил телефонный звонок; она сняла трубку, услышала голос Района, и все ее переживания разом улетучились.

— Дорогой, где ты?

— В Афинах.

— А. — Ее настроение тут же упало. — Я-то думала, что ты уже в Хитроу.

— Меня задержали. Мне придется пробыть здесь еще минимум дня три. А почему бы тебе не прилететь ко мне?

— Куда, в Афины? — Она все еще полностью не проснулась.

— Ну да, а почему бы и нет? Ты еще успеешь на десятичасовой рейс «БЕА». Мы могли бы провести эти три дня вместе. Ты когда-нибудь видела Акрополь при лунном свете? Потом мы бы съездили на острова, к тому же я хочу тебя познакомить с кое-какими нужными людьми.

— Хорошо! — закричала она в трубку. — В самом деле, почему бы и нет! Дай мне номер твоего телефона. Я тебе перезвоню, как только куплю билет на самолет. — Все телефоны Британской европейской авиакомпании были заняты, у нее оставалось мало времени, и Майкл отвез ее на «мини» в Хитроу, высадив у входа в аэровокзал.

— Я подожду, пока ты не закажешь билет, — предложил он.

— Нет, Микки, это очень мило с твоей стороны, но в это время года у меня не может быть никаких проблем; сезон отпусков уже закончился. Отправляйся брать свое интервью, а когда мы с Районом будем возвращаться, я позвоню тебе на квартиру.

Однако когда она вошла в здание аэровокзала, то сразу поняла, что ее оптимизм был явно преждевремен. Толпы удрученных и измученных пассажиров загромоздили своим багажом все проходы. Когда же удалось, наконец, пробиться к справочному бюро, отстояв предварительно в длинной очереди, ей сообщили, что неожиданная забастовка французских авиадиспетчеров привела к задержке всех вылетов минимум на пять часов, а на рейс до Афин не было ни одного свободного места. Так что придется записаться в список очередников на возможные вакансии, даже для того, чтобы рассчитывать на место в первом классе.

Пришлось отстоять в еще одной очереди, чтобы добраться до телефона-автомата и позвонить Району по его афинскому номеру. Когда она, наконец, дозвонилась, он был столь же разочарован.

— Я так ждал твоего приезда. Я уже вовсю разрекламировал тебя перед людьми, с которыми ты должна была познакомиться.

— Я не намерена так просто сдаваться, — заявила она. — Даже если мне придется сидеть здесь до вечера.

Это был ужасный день, полный неудобств, разочарований и огорчений. Когда вылет в конце концов объявили, было уже пять вечера, и она направилась к регистрационной стойке, моля Бога о том, чтобы он помог ей получить какое-нибудь вакантное место. Но в списке очередников перед ней стояло еще с полдюжины преисполненных надежд претендентов, и когда подошла ее очередь, кассир сокрушительно покачала головой.