Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

А Лидка, увидев убитого Лёньку (а он погиб, ему разрубили череп, погиб — и дал мне подняться на ноги…), вдруг завизжала и забилась, выхватила нож… Не знаю, что она хотела сделать. Колька обхватил её, прижал к себе, удержал, целовал и говорил что-то утешительное и бессмысленное…

У меня погибли четверо. Семеро — у Нэда, ещё трое — у защитников форта Сандры. Пиратов в плен попало не меньше полусотни, совершенно неясно было, что с ними делать, да меня это и не интересовало. Из трюма одного галиона вытащили десяток пленных, взятых где-то на севере и ошалевших от неожиданной свободы… И ещё что-то происходило, крутилось, кувыркалось, неслось, сам собой завертелся какой-то праздник с кострами, плясками и песнями…

А я плюнул и ушёл. До темноты шлялся по острову, но веселье было слышно везде, и за этим весельем стоял Арнис, убитый Сергеем, и сам Сергей, закрывший лицо локтем, и кровавые пузыри на губах другого Сергея. Наверное, меня искали. Не знаю…

… — Эх, жить будем,Эх, гулять будем,А как смерть придёт —Помирать будем!

Это пел Игорь. Я различал его голос, разухабистый сейчас, не похожий, но всё равно его.

А как смерть придёт

— помирать будем…

… — Олег.

Я обернулся. Джек — в полном снаряжении, с вещмешком, луком — спускался к берегу, и я вышел на песок. Англичанин остановился в двух шагах от меня, тяжело дыша и не сводя с меня расширенных глаз, в которых дрожала луна.

Остро царапнуло сердце. Тоскливенько, глубоко. Я улыбнулся:

— Ты чего?

— Наконец-то я тебя нашёл, — сказал он.

— А что, ищут? — без интереса спросил я. Джек пожал плечами:

— Да не очень… Бесятся все. Или плачут… Олег, я пришёл просить тебя, — он сглотнул. Я молча глядел ему в глаза. — Нэд уплывает через час.

У меня пересохло во рту. Я тоже глотнул, громко, скрежещуще:

— И?..

— Избавь меня от клятвы, — тихо попросил Джек и опустил глаза.

А я вспомнил склоны Олимпа — вечность назад! — и его клятву верности мне… и Таньке…

— Ты хочешь уплыть с ним?

— Да, — он с усилием поднял глаза. — Но если ты скажешь «нет» — я останусь. Я только прошу тебя… я никогда никого ни о чём…

А в глазах у него, за луной, за дрожащими бликами, были тоска и одиночество. И я ужаснулся мысли, до какой же степени нужно быть одиноким, чтобы самым близким и родным стал тебе твой враг… только потому, что не осталось на свете больше никого, с кем бы связывали тебя общие воспоминания…

Джек смотрел — и губы у него дрожали.

— Эх, ты, — тихо сказал я, — дурачок.

Я обнял его за шею и ткнулся в лоб Джека своим лбом. Он был умней меня, но сейчас я ощущал себя мудрецом рядом с мальчишкой… а ещё ощущал, как близко у моих глаз слёзы, и как это — когда тебе печально и сладко одновременно.

— Олег… — начал он быстро, но я перебил его:

— Иди. Я освобождаю тебя от клятвы… Да. Ещё, — я отстранился. — Ты навсегда останешься моим другом, Джек Путешественник. Где бы ты ни был. Независимо от того, встретимся мы ещё или нет. Вот тебе моя клятва.

— А ты всегда будешь моим другом, — твёрдо сказал он. — Я долго странствовал по этому миру после гибели нашего королевства. И нигде не было мне так хорошо, как у вас.

Я обнял его уже по-настоящему… и первый раз в жизни поцеловался с мальчишкой. И это было… здорово. Совсем не так и не то, что с Танюшкой. Абсолютно по-другому, но здорово. Потому что…

Джек сказал правду. Он был мой друг.

Прыжками Джек поднялся на берег. И там, наверху, остановился уже неразличимым силуэтом. Вскинул руку:

— До встречи!

Я вскинул руку в ответ. Молча.

И… всё. Джек пропал.

Несколько минут я смотрел на это место, ни о чём не думая вообще. И вздрогнул, когда там появилась фигура… Джек?! Вернулся?!

Но это был не Джек, а Вадим. Он тяжело хромал на левую ногу — в бою ему разрубили бедро и, похоже, сломали кость, он шёл, опираясь на удобный самодельный костыль.

— Сегодня вечер встреч, — заметил я. Вадим — случайно, конечно — остановился на том же расстоянии от меня, что и Джек.

— Я остаюсь, — сказал он. — Ирка со мной. Вильма и Лора тоже.

— Вильма и Лора — это хорошо… — пробормотал я, пытаясь осмыслить первую часть сообщения. Я в самом деле считал, что потерявшим парней девчонкам лучше остаться на этом острове, где теперь будет спокойно, но не знал, как им это предложить. — И ты остаёшься тоже?

— Я устал, — отрезал Вадим. — Устал, Олег, и больше не верю ни в романтику, ни в справедливость… ни в тебя.

Я покусал губу:

— Что ж, к этому шло. Давно… Мне будет тяжело без тебя.

— Ничего, — спокойно ответил он, — у тебя есть надёжные люди.

— Да, есть, — подтвердил я, — побратим.

И посмотрел ему в лицо. Наши взгляды скрестились, как клинки, и за этим перекрестьем стояла пещера и наша кровь, смешавшаяся над тушей убитого медведя.

Да.

Что-то рвёшь по-живому. Что-то отмирает само… и неизвестно, что хуже.

— Я не рыцарь, — ответил Вадим.

— Да, не рыцарь, — безжалостно отрезал я. — Всего хорошего. Удач на новом месте.

И, отвернувшись, пошёл по берегу прочь.

Вадим не окликнул меня. А я не оглядывался…

…Когда я вернулся к кострам, там по-прежнему было немало людей, но никого из ребят Нэда уже не осталось, и я с холодком в груди понял, что они отплыли. Все сидели тихо, кто обнявшись, кто полулежал, кто скрестив ноги — и слушали Игоря, который негромко пел очень знакомое:

— Под небом голубымЕсть город золотой —С прозрачными воротамиИ с яркою звездой.А в городе том — сад.Всё травы да цветы…Гуляют там животныеНевиданной красы…

И я услышал, как моя Танюшка, сидевшая неподалёку с задумчивым лицом, присоединила к голосу Игоря свой:

— Одно — как жёлтый огнегривый лев,Другое — вол, исполненный очей,А с ними — золотой орёл небесный,Чей так светел взор незабываемый…

Гусли-арфа Игоря неожиданно заплакали под его пальцами, и к ним вдруг присоединилась поцарапанная гитара в руках какого-то парнишки, подхватившая мелодию…

— А в небе голубомГорит одна звезда…Она — твоя, о ангел мой,Она — твоя всегда…Кто любит — тот любим.Кто светел — тот и свят.Пускай ведёт звезда тебяДорогой в дивный сад…Тебя там встретят огнегривый лев,И синий вол, исполненный очей,А с ними — золотой орёл небесный,Чей так светел взор незабываемый…

Он приглушил струны. Никто не хлопал, все просто молчали, не глядя друг на друга. Молчали, пока тот же парнишка с гитарой не подобрал новую грустную мелодию и не запел по-английски: