Жюль Верн - Сан-Карлос

— Еще бы! Мне не впервой высоко забираться.

— Вот как? — хмыкнул капитан.

— Конечно. До того как капитана Урбано задержали французские таможенники, и у меня были с ним дела. Он продавал мне сигары, а я хорошо платил. Вы знали Урбано?

— Знал. Он был храбрец, и, если бы не предательство, он и сейчас еще доставлял бы немало хлопот проклятым таможенникам!

— Он напоролся на крепкого бригадира.

— На кого же?

— На Франсуа Дюбуа. Это имя здесь хорошо известно, черт возьми! Сейчас он охраняет ворота Серданьи.

— Нет-нет, он у Арастильских озер.

— Не может быть! — удивился крестьянин.

— И он поклялся, что схватит капитана Сан-Карлоса живого или мертвого!

— Вот как? Ну, капитан, будьте начеку! Я вас очень уважаю, но, честно говоря, не дам и понюшки табаку за ваш товар.

— Почему так?

— Потому что и вы, и ваш товар рискуете не попасть в Катарав.

— Ты так уверен?

— Настолько, что предлагаю: мы ни о чем не договаривались, я ни о чем вас не просил. Я обойдусь без ваших сигар, а вы без моей компании.

— Боишься? Значит, этот Дюбуа такой страшный?

— О! Вы… Вы просто его не знаете!

— Верно, не знаю. А он узнал, что таможенники никак не могут схватить мою команду, и преследовал нас в Серданье, но попусту. Впрочем, он вроде парень не промах, я его уважаю и не прочь снова померяться с ним силой. Хитрость против хитрости, ловкость против ловкости! У нас есть преимущество — всегда легче строить козни, чем их раскрывать. Никогда бригадир Дюбуа не схватит капитана Сан-Карлоса!

— Почему это?

— Потому что слишком громко хвастает.

Группа приблизилась к дороге на Котре и вышла на нее с левой стороны. Контрабандисты остановились, Сан-Карлос пошел на разведку. Крестьянин вызвался его сопровождать.

— Останься! — приказал капитан.

— Пожалуйста, разрешите мне пойти с вами!

— Ни в коем случае.

— Но почему, капитан?

— Ты слишком труслив.

Крестьянин замолчал и остался с бандитами. Сан-Карлос вышел на дорогу. Все казалось спокойным. С каждой стороны дороги вздымались высокие, труднопроходимые нагромождения камней. Казалось, проще всего было идти по проторенному пути, ведь таможенники обычно устраивают засады в узких, непроходимых местах. Но у Сан-Карлоса был свой план, он сделал знак товарищам следовать за ним.

— Что это за дорога? — спросил капитан у крестьянина.

— На Котре.

— Хорошо.

Группа пересекла дорогу и углубилась в нагромождение скал и камней. Эти гранитные завалы громадных размеров казались даже какими-то ненатуральными. Должно быть, поле боя, где Юпитер одолел объединившихся гигантов, было так же усеяно снарядами великанов, обернувшимися против них самих. По краям дороги высились гигантские блоки, застывшие каменные каскады; валун смогла бы поднять лишь рука Энкелада. Камни имели округлую форму, видимо, под дождями их неровности стесались, и теперь их обволакивала тишина, резко контрастируя с застывшей энергией завалов, в каждой вмятине хранивших эхо громовых раскатов и отблеск молний.

Прошло полчаса, и команда Сан-Карлоса остановилась. Контрабандисты пришли к одному из своих тайников, где они прятали товары, если таможенники преследовали их слишком настойчиво. Сан-Карлос оставил крестьянина в нескольких шагах позади и убедился, что путь свободен. Тогда он вернулся к товарищам и приказал собрать вместе все мешки с грузом.

— Сколько сигар тебе нужно? — спросил он у крестьянина.

— Тысячу, если можно.

— Сколько заплатишь?

— Капитан, ваши перекупщики продают во Франции сигары по четыре соля; государство — по пять…[14] Я хочу заработать больше чем истрачу.

— Значит, тридцать экю[15], — решил Сан-Карлос.

— Двадцать пять экю![16] И я от своих слов не отступлюсь!

— Тридцать экю, дружок. Это самое меньшее, что можно заплатить за prensados, доставленные потихоньку от бригадира Франсуа Дюбуа.

— Да поможет мне Бог! — воскликнул крестьянин. — Они еще не прибыли по назначению. Двадцать пять экю звонкой монетой! Я их перепродам по пятьдесят[17] и заработаю мои семьдесят пять франков чистыми.

— Будь по-твоему. Бери этот мешок, в нем тысяча сигар.

Крестьянин счел своим долгом открыть мешок.

— Ты нам не доверяешь? — заметил капитан.

— Вовсе нет, но я люблю в делах точность.

— Делай как знаешь. А где деньги?

— Вот пятнадцать замечательных французских монет.

— У тебя нет испанских?

— При себе нет.

— Ладно! Поторопись, мы уходим.

Крестьянин открыл мешок, рассмотрел содержимое и снова завязал его, незаметно подложив к иностранному товару свои сигары. Затем закинул груз за плечо. Группа вновь последовала за Сан-Карлосом через каменный лабиринт. Капитан возобновил разговор с крестьянином.

— Вы направляетесь к озерам? — спросил тот.

— Нет, — ответил Сан-Карлос, — хочу сыграть шутку с Дюбуа. Я просто сделаю крюк и зайду в долину Аржелес, а оттуда вернусь в Катарав.

— А как же пост в Фурмоне?

— Он слеп и глух!

— Я бы рискнул через озера, ведь у таможенников нет лодки. Причаливаете с противоположной от них стороны, и, прежде чем они успеют обогнуть озеро, товар в полной безопасности спрятан в лесах Герета.

— Будь я проклят, дружок, ты неплохо знаешь эти места! Но зачем столько предосторожностей? У меня среди таможенников есть свои люди, они помешают им встать на моей дороге.

— Что-то не верится! — пожал плечами крестьянин.

— Эй, — посуровел Сан-Карлос, — не хочешь ли ты сказать…

— Говорю, что это невозможно!

— Но ты-то должен бы об этом знать, ведь ты столько всего знаешь! Кстати, а почему бы тебе не заделаться настоящим контрабандистом?

— Не люблю пальбы из ружей.

— А если встретим «зеленые мундиры»?

— Тут же растянусь на земле.

— Ты все же трус, каких мало, я уже тебе это говорил.

Группа вышла на широкую дорогу, менее каменистую, чем те тропы, по которым она пробиралась до сих пор. Между камнями — они здесь не так тесно прижимались друг к другу — какие-то растения робко высовывали свои красивые головки и жмурили глазки, дожидаясь восхода солнца. Пышные, с длинными листьями, султаны камнеломки[18] грустно поникли, забыв в дремоте об опасном соседстве красного чертополоха и колючелистника. Папоротники разных пород там и сям переплетали длинные стебли. Рододендроны, закрывшие свои бесчисленные лепестки, ожидали солнечных лучей, чтобы напитаться от них богатством красок, а белые лилии, таинственно смежившие атласные очи, томились в предчувствии золотой зари, чтобы вознести к небу гимны красоты и ароматов, смешав их с пением птиц и добрыми делами человека.