Сергей Абрамов - Искатель. 1982. Выпуск №4

— Все началось со ссоры.

— Из-за чего?

— Мы тратим сто пятьдесят на стол. Я с женой вношу сотню, а она добавляла пятьдесят. Сегодня же утром вдруг отказалась больше тридцатки, говорит, не дам. Я, мол, и ем меньше, и разносолов не требую. Убеждаю ее как умею, у меня, говорю, все подсчитано, а она свое. Зверь баба.

— А дальше?

— Говорю же: зверь баба! С кулаками на меня… Ну, меня как повело, в глазах помутилось. Замахнулся с плеча, стукнул, она и упала… Сначала решил: притворяется. А Катерина к ней бросилась, кричит: убил, убил! Не смотрел я, куда ударил, а оказалось — по виску попал. — Михеев всхлипнул, растерянно осмотрел свой кулак. — Ручищи-то у меня… Забылся… — Он опять всхлипнул, что странным казалось: бугай здоровый, а чуть не плачет. — Виноват, крутом виноват, А все характер дурацкий. Катерина сколько раз твердила: сдерживай себя, дурак, сдерживай… Вот и сдержал.

Следователь прокуратуры Глебовский приглашает жену Михеева. Она сквозь слезы подтверждает все сказанное мужем.

— А не было ли у него корыстных побуждений? — спрашивает Глебовский.

— Не понимаю.

— Ведь ссора-то произошла из-за денег?

— Василий считал, что все члены семьи должны вносить на жизнь поровну.

— Может, у вашей матери были солидные сбережения?

— Ну какие же заработки от пения в церковном хоре? Да и покойный муж ей почти ничего не оставил.

— У меня больше нет вопросов, — заключил Глебовский. — Других свидетелей, видимо, тоже нет.

— Есть, — говорит Саблин и обращается к участковому. — Введите гражданку Хижняк Марию Антоновну.

Входит немолодая некрасивая женщина с большой рыночной сумкой. Глебовский берет новый бланк протокола, заполняет паспортные данные, спрашивает:

— Каким образом вы оказались свидетельницей убийства? Вас же в комнате не было.

— Я мимо на рынок шла, а окна у них были открыты. И они так кричали, что на другом конце улицы было слышно.

— О чем же они кричали?

— Ругались, как на базаре. Всячески обзывали друг друга. В три голоса орали: две бабы, один мужик. Я постояла, послушала, да разве поймешь, когда люди собачатся.

— Все-таки постояли и послушали. Что же дошло до вас?

— Брех один. Шурум-бурум семейный. Они что-то хотели от старухи, а она отругивалась. Какую-то мелочь требовали: не то десятку, не то двадцатку. А потом мужик старуху по морде как звезданет! Она сразу бряк на пол. Молодка нагнулась к ней, потрясла ее, по щекам похлопала и кричит мужу: «Ты убил ее, Васенька!» Тут я нашего участкового увидала: навстречу по улице шел. Он разобрался во всем и задержал меня как свидетельницу. Вот я и сижу здесь второй час, не обедамши.

— Ничего не добавите?

— А что добавлять, ругань? Хотя погодите: словечко одно неподходящее слышала — «сокровище». Это старуха сказала, а к чему, не помню.

Екатерина Михеева, уже уходившая и остановившаяся в дверях, немедленно откликается:

— Это мать так о Василии говорила: «Убила бобра, Катька: нашла сокровище».

Служебные совещания начальник уголовного розыска подполковник Князев любил проводить с утра, поэтому дело Михеева после его ареста обсуждали на следующее утро, когда заключения экспертов и протоколы первых допросов обвиняемого и свидетелей были уже в папке, поименованной как «Дело об убийстве гражданки Вдовиной Марины Федоровны». Да и следователь прокуратуры не торопился с расследованием: слишком уж ясным казалось ему это дело.

Подполковник не терпел опозданий, и с утра все были на месте: оба эксперта — врач и трассолог, следователь прокуратуры, два инспектора угро, Саблин и Веретенников, и секретарь-стенографистка Верочка.

— Дело я просмотрел, — начал Князев, перелистав немногочисленные его страницы. — Все проведено, по-видимому, вполне добросовестно. Я говорю о предварительном расследовании…

— Ошибки потом обнаружатся, — сказал Саблин.

— Вы думаете, они допущены?

— Бывали случаи.

— Дело поручено вести мне, — вмешался Глебовский, — и никаких ошибок я не вижу. Обыск сделали. Свидетелей и задержанного Михеева допросили. Экспертизу провели. Соседи Михеевых утверждают, что скандалы в доме и раньше бывали. И до рукоприкладства дело доходило: Михеев вообще сдержанностью не отличается… Михеева показывает: он замахнулся, а старуха отшатнулась, так что удар неожиданно в висок и пришелся. А Михеев — бывший боксер, тяжеловес. Не то что больную женщину — быка уложит. Арифметическая семейная ссора, где алгеброй и не пахнет.

Саблин рискнул поспорить со следователем:

— Любую задачу можно упростить до арифметической. Только выиграет ли от этого математика?

— У вас есть свои соображения? — заинтересовался Князев.

— Нет, спор чисто теоретический.

— Тогда слово следователю прокуратуры.

— Скажу кратко, — начал Глебовский. — Поскольку обвиняемый тут же сознался в преступлении, а рассказ его полностью подтверждают и медицинская экспертиза, и свидетели, предлагаю считать следствие законченным и дело передать в суд.

— Есть возражения, — предупредил решение подполковника Саблин.

Стало тихо, как бывает, когда на собрании кто-то вдруг выступает с поражающей неожиданностью.

— Я возражаю, — сказал Саблин, — против слишком уж поспешной передачи дела в суд. Следствие, по-моему, еще не закончено.

— Почему? — спросил Князев.

— Позвольте, я объясню это попозже. И наедине.

— Хорошо, отложим пока решение. Зайдите ко мне минут через десять. Обсудим ваши доводы.

— Явился по вашему приказанию, Матвей Георгиевич, — отрапортовал Саблин.

— Садитесь, Юрий Александрович. Что у вас?

— Меня заинтересовал допрос свидетельницы Хижняк, вернее ее слова о сокровище. По-моему, о них стоит подумать.

— Но я же читал запротоколированное замечание Михеевой. Слова эти относились к ироническому высказыванию убитой об обвиняемом: «Это мать так иронически о Василии говорила: «Убила бобра Катька, нашла сокровище».

— Екатерина Михеева умна и находчива: эти слова ее могли быть и прикрытием правды.

— В таком случае Михеева, по-вашему, сообщница? Не слишком ли? Ее мать убита… Да, но о каком сокровище могла идти речь?

Саблин задумался. Как же потолковее объяснить все это начальнику?

— Видите ли, в квартире живет еще и третий жилец, Андрей Востоков. Это пасынок убитой Марьяны Вдовиной и сводный брат Екатерины Михеевой, сын от первой жены покойного протоиерея Серафима Востокова, бывшего настоятеля городского собора. Сокровище, о котором шла речь, быть может, и существует. Из истории Советского государства мы знаем, что в период тяжелых хозяйственных трудностей, которые переживала страна, было произведено изъятие ценностей у церкви. Серафим, тогда еще молодой протопоп, не мог, конечно, избежать этого изъятия, но вполне возможно, что сохранил кое-что и для себя. Такие случаи были — и отмахиваться от них нельзя. А если допустить как раз такой случай, значит, можно допустить и наличие каких-то ценностей, по закону принадлежащих государству и посему оберегавшихся убитой.