Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко

в его пробирках и коробочках, в шкатулках и склянках. С утра, едва ли не силой отбив Илидора от жрецов, желавших снова и снова слушать, как дракон перебил грызляков, и желавших снова и снова посмеяться над тем, как Илидор набросился на котуля Ыкки, — Йеруш заставил Илидора пообещать, что отныне тот будет ночевать либо в палатке Йеруша, либо в одном из шатров Храма. Илидор обещал. По обрывкам фраз, брошенных жрецами, он понял, что легко отделался, переночевав в лесу — и тут же страстно возжелал узнать, какие ещё опасности таит в себе это безумно восхитительное место. Но сейчас дракону не хотелось показывать свой интерес к лесу ни жрецам, ни Найло.

Интерес к опасности вызовет вопросы, а Илидор не хотел и не собирался объяснять, что опасности предпочтительнее бледно-розового тумана, который то и дело заползает дракону в голову. Преодолевая опасности, он чувствует своё право быть живым. Дышать. Не стыдясь, что это он, золотой дракон, а не какое-то другое существо, расходует воздух. Раз за разом отвечая на вопрос, зачем было нужно, чтобы в подземьях выжил он, а не другие.

Остаток утра Найло показывал Илидору всякие интересные вещицы — отчасти чтобы развлечь дракона, отчасти потому, что Йерушу горело поделиться своими наблюдениями и планами. Он демонстрировал сыпучую воду — белые крупинки, жмущиеся под притёртой крышкой маленького пузырька, и долго рассказывал, как ухитрился получить такую воду, и почему сухая вода всё равно остаётся водой. Показывал бесчисленные пробирки и банки с обитателями разных водоёмов: жуками-водомерками, лягушачьей икрой, крошечными водорослями, червячками и улитками. Демонстрировал грязную, мутную, цветную, слоистую воду в банках и, едва не плюясь от воодушевления, неумолчно тараторил о разных способах её анализа.

Илидор мало что понял, кроме того, что разные живые существа в разных водах — один из способов определить её состав, и что Йеруш постоянно помещает червячков, икринки и водоросли из одних пузырьков в другие пузырьки. И «по тому, сдохнут они там или нет и как быстро сдохнут, легко определить состав воды, особенно при высоких концентрациях эссенциальных элементов». Из всего этого дракон сделал вывод, что ну его в кочергу — уродиться водяным червячком и попасть под руку учёному-гидрологу.

— Только вот что, вот что, дракон, — забеспокоился вдруг Йеруш, подобрался, засверкал глазами, — ты не вздумай прикипеть к Храму, пока мы ходим с ним вместе! А то Храм выглядит таким тёплым, таким успокоительным со всей его дружбой и вот этими утю-тю! Не вздумай его полюбить, он тут же влезет тебе на шею и начнёт соваться во всё, что его не касается! Ты же понимаешь, насколько удобно, когда ты не один-из-кого-то, а просто один, сам по себе, ничей?

— Неужели, — холодно ответил Илидор и обернулся — ровно настолько, чтобы видеть Найло краем глаза.

— Ну да же! — Йеруш досадливо хлопнул себя по ляжкам, голос его взвился и вдруг зазвенел: — Только стань частью чего-то — оно тут же тебя подомнёт, пригладит, растворит в себе! Навяжет тебе свою жизнь и не даст жить твою! Ах да-а, тебе же просто не с чем сравнивать, ты же просто всю жизнь такой весь трагичный ничейный дракончик! А хочешь знать, как бывает иначе? Хочешь знать? Нет! Нихрена ты этого знать не хочешь, Илидор! И не вздумай это узнавать! Не вздумай прикипать к Храму и вилять ему хвостиком — Храм тебя сожрёт, если ты это сделаешь, сожрёт!

Йеруша затрясло, словно от холода или в приступе лихорадки, вид у эльфа сделался безумный: глаза широко распахнуты и смотрят в одну точку, на щеках медленно появляются вперемешку красные и белые пятна, рот приоткрыт, из него силится вырваться звук, но спазмы грудины рождают только частые клокочущие выдохи.

— Найло! — Илидор подался к нему. — Найло, тебе хорошо или плохо?

Выдохи стали мощнее, углы рта эльфа уехали по лицу немного наверх, и дракон с облегчением понял, что Йеруш смеётся.

— Поверь мне, — с трудом выдохнул он, сгибаясь от кашля-смеха, — поверь мне, иногда куда приятней… вообще не иметь рядом никого, кому есть дело до тебя… и не знать… не знать, что ты такое, чем…

Найло прикрыл глаза ладонью. Смех оборвался, но рот эльфа остался открытым, и недоулыбка, словно горячий воск, стекла с лица, уголки губ дёрнулись вниз, верхняя губа дрогнула, обнажила в оскале мелкие зубы.

— Как же это? — мучительно вопросил Йеруш у кого-то невидимого, прижал пальцы к вискам сильнее, двинул нижней челюстью влево-вправо, и челюсть звонко хрупнула. — Да!

Он оторвал ладонь от лица, раскинул руки, словно желая обнять дракона. Вид у эльфа был зверский, и дракон едва не попятился.

— Не знать, что ты такое, иногда проще, чем знать, вот такие пирожки с котятами, понимаешь меня?

— Нет!

Йеруш обхватил себя руками за плечи и принялся носиться туда-сюда. Полы мантии хлопали вокруг его ног, как паруса носимого бурей парусника.

— Я хочу сказать, у тех, кто тебя окружает, всегда есть охренительно важное мнение о том, каким тебе нужно быть и зачем. И это мнение жутко мешает жить. Тогда у тебя может вообще не оказаться времени, чтоб разбираться с собственными ожиданиями от мира, понимаешь? Понять, чего хочешь ты сам. Тебе некогда искать свои ожидания, ведь ты только и делаешь, что пытаешься соответствовать чужим. Потому что ещё до того, как ты научишься думать, другие вобьют тебе в голову собственное мнение про твой путь. Они так искренне верят, что лучше тебя знают, кто ты такой и куда тебе жить. Иногда так случается, дракон, что путь появляется раньше человека, ну или эльфа. Не слыхал о таком?

— Ты имеешь в виду предназначение? — осторожно уточнил Илидор.

— Предназначение, призвание, долг… Любое красиво звучащее слово, которое говорят другие, когда хотят поставить тебя на путь, которого ты не выбирал. Они найдут много очень важных слов, можешь мне поверить, да-а, — Йеруш вдруг остановился, снова раскинул руки, на этот раз глядя в небо, сильно выгнувшись назад, и казалось, будто Йеруш сейчас закричит этому небу что-то вызывающие, но он лишь рассмеялся и снова угрюмо обхватил плечи ладонями. — Династические соображения. Высочайшие ожидания. Планы, в которые ты был встроен ещё до своего появления на свет. Честь рода. Всякая херня. Невообразимая, тошнотворная, бессмысленная херня, которая не имеет к тебе, лично к тебе никакого отношения. Но что ты можешь сделать, если