Василий Ардаматский - Грант вызывает Москву.

— У нас у всех одно дело, — сухо сказал Шрагин. — А если уж зашла речь о Федорчуке, то должен сразу предупредить: он отвечает передо мной за каждый свой шаг к без моего разрешения ничего делать не имеет права.

Юля посмотрела на него удивленно и сказала:

— Но меня–то ваша власть не касается. Да и кто вам дал власть над Сашей?

— А это уже не ваше дело, — нарочито резко ответил Шрагин.

Они помолчали.

— Я слышал, вы хотите травить гитлеровцев?

— Для начала хоть это.

— А продолжения может и не быть. Они поймают вас на первом, в лучшем случае — на втором. Не так–то уж трудно им будет установить отравителя. Вы уже достали яд?

— Обещали принести завтра.

— Кто?

— Одна женщина, я ее с до войны знаю. В аптеке работает.

— Вы ее хорошо знаете?

— Мы с ней раньше у одной парикмахерши голову делали.

— Явно не доделали, — резко сказал Шрагин. — Она знает, зачем яд?

— Если б не знала, не дала бы.

— Завтра вы пойдете к ней и скажете, что яд вы искали для себя, придумайте какую угодно причину: разочарование, ревность И тому подобное. И заявите, что вы передумали. Извинитесь, переводите все в шутку. Я не могу допустить, чтобы Федорчук погиб оттого, что какая–то аптекарша, с которой вы вместе ходили к парикмахеру, сболтнет кому–нибудь о ваших детских замыслах.

Юля смотрела на Шрагина широко открытыми глазами. Казалось, она начала что–то понимать. Вдруг она сгорбилась, уронила голову и голосом, полным боли, сказала:

— Поймите, я немка, я не могу. Знакомые соседи пальцами на меня показывают — вот, мол, что значит немка: пришли в город немцы, так она первым делом любовника завела. — Юля подняла голову и, смотря на Шрагина воспаленными, блестящими глазами, сказала: — Я им покажу, какая я немка, покажу!

— Показывать это надо не соседям, которые сами еще неизвестно, как себя поведут, — тихо сказал Шрагин.

— А кому же?

— Вашему другу Федорчуку, — улыбнулся Шрагин. — Это для начала, а затем и мне, если я, конечно, увижу, что вы не истеричка, а настоящий боец и хотите наносить врагу серьезные удары.

— Кто вы? — спросила Юля.

— Я уже сказал: я отвечаю за все, что будет делать здесь ваш друг Федорчук.

— И за его безделье тоже? — усмехнулась Юля.

— И за безделье тоже.

— С детства не люблю дешевые тайны, — язвительно сказала Юля.

— А дорогие? — спросил Шрагин. Юля промолчала.

— Расскажите–ка лучше о себе, хотя бы в двух словах.

— Автобиография требуется?

— Да, пока краткая.

— Поинтересуйтесь у товарища Федорчука, он в курсе.

— А он говорил, между прочим, что вы человек серьезный.

— Боже мой, ну никто я, никто! Училась в школе, из–за болезни стариков не кончила, пошла работать. Была санитаркой в больнице. Старики перед войной умерли. Отец был рабочий. Вот и вся анкета.

— В комсомоле состояли?

— Что значит — состояла? Мне же еще нет двадцати семи. По июнь включительно взносы уплачены.

— Кто те немцы, с которыми вы познакомились? — спросил Шрагин.

— Сволочи.

— Офицер? Рядовые?

— Я о рядовых руки марать не собиралась.

— Они не предлагали устроить вас куда–нибудь?

— Предлагал один, — удивилась Юля. — Переводчицей в ресторан для летчиков. Тут, в городе.

— Что вы сказали?

— Сказала: будем посмотреть.

— Надо устраиваться.

— Зачем?

— Нужно, Юля. Очень важно знать, что думают летчики Гитлера, о чем между собой говорят, куда собираются лететь. А переводчик все это может узнать.

— Так что же, прямо вот так идти в этот их ресторан? — спросила она.

— Прямо вот так и идти… И сделать это, Юля, надо быстро. Дня через три–четыре постарайтесь сообщить, чем все кончилось. Скажете Саше, а он передаст мне. Если не выйдет, подумаем о чем–нибудь другом. Договорились? — Юля кивнула. — Ну что ж, по рукам! А теперь пошлите сюда Сашу. До свиданья.

Федорчук сел рядом со Шрагиным и выжидательно молчал.

— Кто я, ей по–прежнему неизвестно, — сказал Шрагин. — Знает она только, что мы с вами связаны каким–то общим делом. А теперь покажите мне, где спрятана взрывчатка.

Федорчук подвел Шрагина к забору.

— Глядите в щель. Видите недостроенное здание? Сюда, ближе, к самому забору, угол здания. Под ним и зарыто.

Шрагин внимательно осмотрел местность и предложил Федорчуку подумать, как без риска брать из тайника взрывчатку.

— А я уже продумал…

Федорчук провел Шрагина в маленький сарайчик, снизу доверху забитый дровами.

— Вот отсюда я сегодня ночью начну рыть подземный лаз прямо к тайнику.

— Куда будете девать землю?

— А вот туда, на грядки. У меня одна просьба: все, что связано с добычей взрывчатки и ее дальнейшим использованием, я хотел бы делать вместе с Харченко.

— Не возражаю, — отозвался Шрагин. — Как у вас с работой?

— Дымко сработал для меня надежную справочку на случай, если спросят. Ас настоящей работой, пожалуй, нужно повременить, пока выяснится, куда мне полезно идти, прихватив взрывчатку.

Все продумал этот спокойный и сильный человек. Шрагин поблагодарил его за это и ушел. Теперь Григоренко сопровождал его, идя позади.

Глава 14

Дверь Шрагину открыла Лиля.

— Как хорошо, что вы пришли! — шепнула она. — У нас ваш начальник адмирал Бодеккер. Его привел генерал Штромм, он сказал, что хочет лично рекомендовать вас адмиралу. А вас нет. Приведите себя в порядок и выходите.

— Хорошо.

Шрагин наскоро побрился, надел белую рубашку с галстуком и вскоре вошел в гостиную.

— Вот и господин И–гор! — крикнул генерал Штромм. — Узнаете его, адмирал?

— Как же, как же… — отозвался Бодеккер. — Мы знакомы.

— Добрый вечер, господа, — Шрагин сделал общий поклон подойдя к Эмме Густавовне, низко склонился к ее руке.

— Садитесь на диванчик к Лили, — томно сказала она.

Коньячная бутылка была уже пуста, генерал Штромм разливал в бокалы принесенное им немецкое вино.

— Как можно, господин И–гор, не торопиться домой к такой прелестной жене? — спросил генерал.

Шрагин любезно улыбнулся генералу и обратился к Бодеккеру:

— Я искал одного инженера нашего завода. Мне сказали, что он остался в городе, но где он живет — выяснить не удалось.

— Зачем вам заниматься этим? — загремел генерал Штромм. — Пусть адмирал позвонит коменданту города, и завтра вашего инженера доставят на завод. И вообще — к черту дела! И этот бокал золотого, как солнце, немецкого вина я хочу выпить за воздух нашего города, за воздух, который в эти дни стал чище.

Генерал выпил вино и, поставив на стол бокал, обнаружил, что больше никто из сидевших за столом свое вино даже не пригубил.

— Господа, в чем дело? Мой тост вам не по душе? Может, у вас в родне есть еврейские хвосты, хо–хо–хо!