Виктор Авдеев - Ленька Охнарь

Ладно, может, встретится он с потерянным другом в приюте.

На другой день с утра Ленька разыскал двухэтажное здание, в котором помещалась Комиссия помощи детям, сокращенно называвшаяся «Помдет». Оттуда, как узнал Ленька от милиционера, ребят направляли в детдома.

На каменном крыльце перед дверью здания сидело четверо беспризорников. Они о чем-то оживленно говорили между собою, по очереди затягиваясь одной папироской.

— Эй, шкет! — окликнул подошедшего Леньку плотный оголец со свалявшимися, как у собаки, рыжими, почти красными лохмами, прядями спадавшими на глаза и уши. Одет он был в рваные холстинковые штаны и некогда бархатную, а теперь давно вытертую женскую жакетку с буфами на рукавах и без единой пуговицы — наверно, подобрал где-нибудь на свалке. На его веснушчатом перемазанном лице с болячкой у губы любознательно и бойко блестели зеленые глаза. — Куда дуешь?

— В Помдет.

— Будешь ходить сто лет! — ловко сплюнув, бросил патлатый оголец, и все захохотали.

Его товарищ с вывернутыми ноздрями, в рваной рубахе ниже колен, жадно затянувшись окурком, проговорил сквозь выпускаемый изо рта густой табачный дым:

— Ишь барахло на нем какое! — Он вдруг вскочил, быстро загородил Леньке вход в учреждение. — Слышь, сволочь, давай сменяемся? Ты мне свою робу, а я тебе свою. А в придачу еще раза два по рылу дам. Хочешь?

Драки было не миновать, — это Ленька сразу почувствовал и сунул руку в карман тужурки. Там он носил продолговатый кусок свинца, который и зажал в кулаке, чтобы поувесистей был удар. Остальные трое беспризорников не вставали, однако следили за происходящим зорко, с интересом, готовые в любую секунду вступиться за кореша.

«Надо сшибить с ног этого ноздрястого с окурком, — подумал Ленька, — и рвануть вверх по лестнице».

Косой заколебался, видимо опасаясь: не нож ли у Леньки в кармане?

Дверь Помдета открылась, звеня шпорами, вышел бравый военный в малиновой фуражке, в галифе с леями, с кавалерийской саблей сбоку. В петлицах его гимнастерки блестело по «шпале»: командир. С одного взгляда оценив обстановку, он усмехнулся:

— Войну затеяли, пацаны? Революция в России кончилась. Ясно? Так что бросьте дурить.

Никто не пользуется у беспризорников таким авторитетом, как военные. Для них это лихие герои, овеянные славой, освободившие страну от «буржуев всего мира».

Оголец с вывернутыми ноздрями молча отодвинулся в сторону. Ленька воспользовался этим, с достоинством вошел в дверь и бегом поднялся по лестнице на второй этаж. Только бы не поймали его эти шкеты на обратном пути, а то хватят камнем по голове.

В большой, довольно сумрачной комнате с зашарканным полом стояло несколько канцелярских столов, сидели сотрудники — почти все женщины. С ними разговаривали две посетительницы; одна держала за худую руку бедно и чистенько одетую девочку, которая с любопытством оглядывалась по сторонам. У окна стучала пишущая машинка, то и дело звонил настенный телефон, напоминающий деревянный почтовый ящик. Вот оно, учреждение, куда Ленька добирался почти за две тысячи верст, с которым были связаны все его надежды.

На огольца никто не обратил внимания, кроме бедно и чистенько одетой девочки: она осматривала его с нескрываемым любопытством и оттенком страха. Постояв несколько минут у порога, он несмело спросил, с кем поговорить насчет приюта.

— Вон инспектор, — указали ему на столик у двери в другую комнату. Там разбирала бумаги немолодая женщина в зеленой кофте, с желтым, слегка одутловатым лицом.

Ленька подошел к ней, глухо, невнятно проговорил:

— Тетенька. Вы определяете сирот?

Она мельком подняла на него усталые черные глаза и продолжала копаться в пухлой папке.

Отец у меня красноармейцем был, — подождав немного, заговорил дальше Ленька. — Убили его белогвардейские буржуи. И мать померла. Один я на свете остался. Жить негде, есть нечего. Холодно спать на улице… Возьмите меня, тетенька, в детский дом, я хочу выучиться работать на заводе.

И с надеждой стал ожидать ответа черноволосой женщины.

— Ты что, мальчик? — сказала она минуты через две, отыскав нужную бумагу, и теперь внимательно подняла на него свой усталый взгляд. — Беспризорник? Откуда приехал?

Ленька замялся.

— Я тут вот, — неопределенно кивнул он на окно, словно жил по соседству с этим домом. — Близко тут…

— Откуда близко? Говори правду: из Вологды небось? Или из Умани? Может, москвич?

Ленька засопел, опустил глаза.

— Что же не отвечаешь: боишься сказать? По рожище вижу — врать еще не научился. Эх ты… путешественник! И что вы, ребята, все в Одессу катите? Море привлекает, виноград сладкий? Держите карман шире! Так для вас его тут и запасли! Нету свободных мест у нас в детских учреждениях, некуда тебя определить. Понимаешь?

Она открыла вторую папку и подколола туда найденную бумажку.

— Куда ж мне? — ошеломленно, растерянно пробормотал Ленька.

Очевидно, искренняя горечь в его тоне тронула инспектора Помдета. Выражение равнодушия и усталости на бледном, одутловатом лице женщины сменилось ласковым сожалением.

— Все места у нас забиты, детка. Один ты, что ли, такой непристроенный? Небось видел, сколько вашего брата околачивается на базарах, на вокзале, в порту? Тысячи. А по всей Украине, федерации — числа нет. Голова лопается, когда подумаешь, куда всех распределить, во что одеть, чем накормить! Будь хоть ты такой, как эта, — кивнула инспектор на бедно одетую девочку. — Местный. Одесский. Тут мы обязаны позаботиться… Да и все равно, пацан, навряд ли мы взяли бы тебя сразу в нормальный детский дом. Уличным надо сперва пройти карантин на эвакопункте. Понимаешь? Отбор, просеивание. Придется тебе подождать до поздней осени. Есть решение горсовета открыть в Одессе новый большой приемник для таких вот бездомных кочевников. — Женщина покачала головой и закончила со вздохом: — Горе с вами, ребята. Вас государство берет на воспитание, одевает, кормит, а вы сами ему мешаете: убегаете, нарушаете дисциплину, продаете казенную одежду. Может, и ты, мальчик, откуда сбежал?

— Я ниоткуда не бегал, — еще больше смутился Ленька.

— Костюм-то на тебе домашний, а там кто знает, — вновь оглядев его, вслух подумала инспектор. — В общем, подождать придется. Сейчас я дам тебе талончик в столовую. Пообедаешь бесплатно. Зайди и завтра, если проголодаешься.

Вот как все обернулось! Ленька совсем упал духом. Стоило ли из-за этого тянуться в такую даль? Значит, и Федьку Монашкина тоже не взяли, шатается где-нибудь по городу?