Игорь Сапожков - Перегон

Оля взяла в руки студенческий билет, он был выдан студентке третьего курса факультета журналистики Томского Государственного Университета, Караваевой Надежде Ивановне. На затёртой чёрно-белой фотографии с трудом угадывалось лицо неизвестной девушки.

— Кто это? — не отрывая глаз от фотографии спросила Оля.

— По чём мне знать? Ксива-то цыганская…

— А как же Фадей? — Саша тоже разглядывал документы.

— Фадей, — монах усмехнулся, — бороду отпустил от наших не отличишь… Братом Николаем его теперь кличут. Говорит, что больше не вернётся к босяцкой жизни. Уж и не знаю, как бы мы без него… Он вам кстати вот передал…

Савелий достал из бокового кармана вылинявшей штормовки газетный свёрток. В нём оказались книга и деньги. Библия и пять тысяч рублей…

Саша стоял на вершине небольшой каменной скалы возвышающейся над лесом и смотрел в небо.

— Ну, что там? — долетел до него встревоженный голос Ольги.

— Восход красивый очень… Хочу его на всю жизнь запомнить… Ещё пару минут и я спускаюсь… Аюсь! Юсь! Усь! — гулкое эхо разбросало по лесу осколки слов. Над землёй медленно поднималось огромное, как целая вселенная солнце. Косые длинные лучи настойчиво пробивались сквозь густые ёлочные иголки и покрытые молодыми, почти прозрачными листиками ветви, сквозь невесомую паутину с капельками серебряной росы и легко дрожащую предрассветную дымку. Глухая тишь утра сменялась трелью и звоном разбуженного солнцем весеннего леса.

Между деревьями мелькала спина возвращающегося в монастырь Савелия. Он долго прощался, давал последние наставления и казалось неохотно оставил их здесь, у разъезженной грунтовки. По его словам отсюда на попутке или даже пешком, можно было добраться до автобусной станции. Саша оглянулся и посмотрел вниз на Ольгу и Чингисхана, оставшихся ждать его на заросшей репейником поляне. Чуть в стороне от них на траве стояла сумка, чемодан и рюкзак. «Здешний люд без поклажи выглядят подозрительно…» — поучал их перед отъездом монах, набивая рюкзак кульками орехов, сушёными ягодами, банками с мёдом.

Валера постоял немного, затем постелил на ствол поваленного дерева свой брезентовый дождевик, присел на него и достал из рюкзака термос.

— Садись давай, — обратился он к Ольге, — в ногах правды нету, однако…

Он открутил крышку термоса, налил в неё чай и протянул девушке.

Ольга аккуратно, чтобы не обжечь пальцы взяла в руки чай, медленно поднесла его к губам и подула… Перед глазами всплыл вчерашний вечер в Венедиктовке. Ольга в посёлке на рынке накупила подарков Катерине Андреевне и Роману Григорьевичу, кстати и китайский термос с павлинами, вот точно такой же как у Валеры, тоже. Больше всего по душе хозяйке пришёлся ориенбургский платок, она стазу его примерила и не снимала до самого вечера. Такой же платок, только чуть другой расцветки Ольга купила для сестры хозяйки, Марии Андреевны. Кроме того хозяев обрадовал фарфоровый чайный сервиз, мельхиоровый набор столовых приборов и цветастая шёлковая скатерть. Прощание получилось коротким и немного скомканным, Роман Григорьевич молился дорожным заступникам, Катерина Андреевна крестилась, повторяя раз за разом: «Спаси Господи!»

В дороге Ольга по-детски радуясь собирала дикую землянику, когда набиралась полная пригоршня, она кормила ею Сашу, он губами собирал мелкие сладкие ягоды и нежно целовал красные от сока ладони. К автостанции путники добрались только к обеду. Низкое одноэтажное здание с узким козырьком на фасаде одиноко стояло на развилке потресканной асфальтовой дороги. В извилистых трещинах зеленел колючий бурьян. На небольшом мшистом пьедестале, указывая направление «светлого будущего», гипсовым истуканом застыл вечный Ленин. На его лобастой голове гордо восседал сытый голубь. У билетной кассы толпились потенциальные пассажиры, уборщица ледоколом врезалась в очередь, играючи оттесняла людей внушительными плечами, при этом усердно тёрла пол засохшей тряпкой. Взяв билеты и уже отойдя на несколько шагов от кассы, Саша будто вспомнив о чём-то тут же вернулся к низкому полукруглому окошку, но местобыло уже занято. Оглядевшись, он подошёл к уборщице.

— Не подскажите, откуда можно позвонить по межгороду?

— Ну что ты здесь топчешь? Я те ща так позвоню, колокол три дня гудеть будет! Топчет и топчет… Иди уже давай…

«Ближайшая АТС[13] в Норске…» — раздался голос из очереди.

Чтобы не вызывать лишние подозрения они разделились, но всё время находились в пределах видимости друг друга. Оля и Саша стояли у автобусного турникета, а Валера поставив между ног чемодан, сидел на скамейке и читал позавчерашний «Труд». Вскоре, точно по расписанию, подняв облако сизой пыли к станции подрулил автобус. Водитель быстро выскочил и придерживая руками живот, вприпрыжку скрылся в здании станции. Пока из автобуса выходили пассажиры, на засыпанной семечковой шелухой платформе неожиданно появились торгующие всякой-всячиной старушки, шумная группа ярких цыганок с десятком чумазых голодных детей, слепой-нищий с пыльным аккордеоном на могучей груди, ловкий напёрстачник и его ушлые помощники. Вышедшие из автобуса пассажиры разминали затёкшие ноги, покупали у старушек семечки и костлявую тараньку, боязливо отворачивались от цыганок, сыпали мелочь в кепку слепому, фальшиво наигрывающему «Амурские Волны». Два мужика сделав круг в поисках укромного места, в конце концов пристроились на скамейке рядом с Валерой. Один достал из портфеля бутылку мутного самогона, другой — два стакана. Опасливо посмотрев по сторонам, они не чокаясь выпили. Один занюхал рукавом, второй глядя на азартную игру рассказал анекдот:

«Умер известный городской напёрстачник Русланчик. Подельщики его похоронили На кладбище поставили два могильных камня. На одном написали: „Здесь лежит напёрстачник Русланчик!“, а на другом: „А может быть здесь!?“»

Вскоре из дверей автостанции появился водитель, он потуже затянул брючной ремень, сдвинул на затылок форменную серую фуражку, закурил и уставился в путевые документы. Суету автостанции нарушил хриплый динамик. Пока он просипел номер рейса и время посадки, все вокруг, включая аккордеон и стаю неугомонных воробьёв, затихли и окаменели будто под гипнозом. Закончив объявление динамик закашлялся и отключился, а жизнь на пяточке от станции до турникета забурлила с новой силой.

Дорога до Чукотки заняла всё лето…

Автобусные сидения сменялись продавленными сидушками попутных грузовиков, те в свою очередь твёрдыми, будто каменными полками общих вагонов. Обычно ночи они проводили в залах ожидания, несколько раз удавалось остановиться в привокзальных гостиницах. Но и эти затхлые прокуренные комнаты, часто с общими туалетами в конце коридора, были вспышками счастья свалившегося с неба. А однажды администраторша гостиницы «Северное Сияние» сжалилась над студентами и за двадцать пять рублей, великодушно пустила их в «люкс» с горячей водой и ванной, в котором три года назад останавливался сам Иосиф Кобзон.