О. Генри - Вождь краснокожих

На следующий день я поднялся рано и обнаружил у дверей дома только что доставленный почтальоном «Лексингтонский листок». На первой полосе мне бросилось в глаза объявление, набранное в два столбца:

ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ!

Эта сумма будет выплачена тому, кто доставит обратно живой и невредимой всемирно известную ученую свинью по кличке Беппо, пропавшую или похищенную накануне вечером из цирка братьев Бинкли. Подробности владельцев не интересуют.

Дж. Б. Тэпли, управляющий цирком

Я бережно сложил газету, сунул ее в карман и отправился к Руфу. Он уже был почти одет и кормил свинью остатками молока и огрызками яблок.

– Здравствуйте-здравствуйте! – произнес я как можно более задушевно. – Я вижу, мы уже встали? И наша свинка завтракает? Что же ты думаешь с ней делать, друг мой?

– Я упакую ее в бельевую корзину, – твердо говорит Руф, – и отправлю к своей матушке в Маунт-Нэбо. Пусть развлекает ее, пока я не вернусь.

– Славненькая какая свинюшка! – говорю я, почесывая ей спину.

– Вот видите! – говорит Руф с укоризной. – А ведь не далее как вчера вы ругали ее последними словами.

– Было дело, – говорю я, – но при утреннем освещении она выглядит намного симпатичнее. Я, знаешь ли, тоже вырос на ферме и нежно люблю свиней. Но в детстве меня всегда отправляли спать с заходом солнца, и как-то мне не довелось видеть ни одной хрюшки при свете лампы. Вот что Руф: дам-ка я тебе за это благородное животное десять долларов.

– Не хотелось бы мне продавать такую обаятельную свинку! – говорит он. – Другую, пожалуй, и продал бы, но эту – лучше не просите.

– Что ж в ней такого особенного? – спрашиваю я, опасаясь, что он уже раскусил, в чем дело.

– Она дорога мне как память, – говорит он. – Потому что ее похищение было вершиной искусства и настоящим подвигом. Если когда-нибудь я обзаведусь детьми и внуками, то расскажу им, как их папаша умыкнул свинью не откуда-нибудь, а из битком набитого публикой цирка. Как они будут мною гордиться! А дело было так: там стоят две палатки, соединенные между собой. В одной валялась на помосте эта свинья, привязанная за ногу тоненькой цепочкой. Я прополз под пологом, взял свинью и также ползком выбрался из-под парусины. Свинья вела себя отменно: хоть бы разок взвизгнула. Я закутал ее в пиджак и миновал добрую сотню людей, пока не выбрался на темную улицу… Не-ет, вряд ли я стану продавать эту свинью, Джефф. Моя матушка сохранит ее, и у меня будет живой свидетель столь выдающегося дела.

– Свиньи столько не живут, – говорю я, – она сдохнет раньше, чем ты начнешь свои байки у камина, и внукам твоим все равно придется верить тебе на слово. Даю за нее сто долларов.

Руф едва не упал со стула от изумления.

– Свинья не может столько стоить, Джефф, – говорит он. – Зачем она вам понадобилась?

– Видишь ли, – отвечаю я с тонкой усмешкой, – с первого взгляда трудно разглядеть во мне человека искусства. А между тем есть у меня такая жилка. Я, знаешь ли, коллекционер, собиратель уникальных свиней. Я исколесил весь мир в поисках наиболее выдающихся и редких животных. В долине Уобаша у меня имеется свиное ранчо, где я держу самые ценные экземпляры. А эта свинья кажется мне весьма породистой, Руф. Скорее всего, это настоящий беркшир. Вот почему я готов ее приобрести не раздумывая.

– И рад бы доставить вам удовольствие, но у меня тоже имеется художественная жилка, – отвечает Руф. – Если человек способен похитить свинью лучше кого бы то ни было, – он настоящий художник. Я вдохновляюсь свиньями, а этой – в особенности. Даже если бы вы предложили мне за нее долларов двести пятьдесят, я и то отказался бы.

– Да ты послушай, Руф, – я уже вытираю пот со лба. – Дело же не в деньгах, а в искусстве; и даже не так в искусстве, как в человеколюбии. Как знаток и ценитель свиней я просто обязан приобрести эту беркширскую свинку. В этом состоит мой священный долг по отношению к ближним, а в противном случае меня просто доконает совесть. Сама-то животинка этих денег не стоит, но, исходя из соображений высшей справедливости, я предлагаю тебе за нее пятьсот долларов.

– Джефф, – отвечает этот свинячий эстет, – подумайте о моих чувствах!

– Семьсот, – мгновенно говорю я.

– Восемьсот, – говорит он, – возможно, такая сумма позволит мне вырвать ее из сердца.

Я вынимаю из потайного пояса деньги и отсчитываю сорок бумажек по двадцать долларов.

– Я отнесу ее к себе в комнату и запру, – говорю я, – пусть посидит там, а мы тем временем спокойно позавтракаем.

Беру свинью за заднюю ногу, и она тут же начинает орать, как паровой орган.

– Позвольте мне, – говорит Руф. Подхватывает животину подмышку, а другой рукой придерживает ее рыло и доставляет в мою комнату, словно безмятежно спящего младенца.

С той минуты, как я приодел Руфа, его охватила пагубная страсть к разного рода галантерейным безделушкам. Едва мы покончили с завтраком, как он отправляется в лавку, чтобы купить себе фиолетовые носки.

Как только он удалился, я заметался, как однорукий во время приступа чесотки. В два счета нанял пожилого чернокожего с повозкой; мы запихнули свинью в мешок, завязали его веревкой и двинулись в цирк.

Джорджа Б. Тэпли я нашел в небольшой палатке, в стене которой было проделано небольшое оконце. Он продавал билеты. Это был упитанный человечек с пронзительным взглядом, в красной фуфайке и черной феске на голове. Фуфайка была заколота на груди булавкой с бриллиантом в четыре карата.

– Это вы Джордж Б. Тэпли? – осведомляюсь я.

– Могу свидетельствовать под присягой, что это он перед вами, – отвечает человечек.

– Ну, так я вам сообщаю, что нашел и доставил.

– Выражайтесь яснее, – говорит он. – Что доставили? Морских свинок для удава или сено для нашего буйвола?

– Какой буйвол, – говорю я. – Я привез Беппо, дрессированную свинку; она у меня в мешке на тележке. Сегодня утром я обнаружил ее в палисаднике у моего парадного крыльца. Если вас не затруднит, я хотел бы получить свои пять тысяч не мелкими, а крупными купюрами.

Джордж Б. Тэпли пулей вылетает из палатки и тащит меня за собой. Мы с ним идем в один из боковых вигвамов, а там на сене возлежит черная как смоль свиньища с розовым бантиком на шее и лениво хряпает морковь.

– Эй, Мак! – кричит Тэпли. – Надеюсь, с нашей всемирно известной ничего не стряслось?

– С ней, что ли, сэр? А что ей сделается! – отвечает мужчина. – Аппетит отличный, как у танцовщицы из варьете в час ночи.

– Так с чего же вы взяли эдакую чепуху? – интересуется Тэпли, обращаясь ко мне. – Переборщили с вечера со свиными отбивными?

Я извлекаю газету и показываю объявление.