Дракон среди нас - Ирина Вадимовна Лазаренко

того, что ещё оставалось в котомках: немного моркови и дробленого ячменя, кожица с остатками сала. Поджарили на горячих камнях горстку лепешек из терпкой ячменной же муки. Словом, негусто было с едой, а что жрать завтра — и вовсе одна ржавая кочерга знает, но тем, что имелось, со старухой поделились.

— Хорошие вы люди, сы́ночки, — улыбалась Мшицка и неторопливо, наслаждаясь каждым глотком, хлебала варево, аккуратно отщипывала кусочки лепёшки, не роняя в траву ни крошечки.

Илидор отставил свою опустевшую миску, старательно игнорируя требовательное бурчание в животе, вытащил из-за пазухи котёнка, скормил ему половину последней собственной лепешки и опустил животное на листвяную постилку. Оно сначала заполошно мякнуло, решив, что его снова решили выбросить помирать от холода и голода, но тут же забыло про страх, заинтересовавшись желудями. Найло, усевшись под ивой на перевернутом вверх дном котелке, сорвал длинную ветку и пошуршал ею по листве. Котёнок отпрыгнул боком, вызвав смех одной из женщин от большого костра, а потом принялся атаковать ветку, заходя сбоку, хлеща себя хвостом, издавая воинственные мявы.

Илидор с весёлым изумлением наблюдал, как Йеруш Найло играет с котёнком, улыбается, совсем не выглядит безумным, не совершает дёрганых телодвижений и вообще невероятно похож на обычнейшее, нормальнейшее двуногое.

Вскоре уже весь лагерь покатывался со смеху, люди восклицали: «Гляди, гляди!» и «Ай да хищник, ай да крысолов растёт!». Только брюзга-стряпуха делала вид, что не слышит никакого хохота, да баюн в сторонке молча плёл обережь, впрочем, наблюдая за котёнком со спокойным благожелательным интересом.

Частушечница подошла тихо, и дракон от неожиданности вздрогнул, когда она села на пенёк рядом с ним. Покосился.

— Уступишь мне котёнка, Илидор?

Он обернулся всем телом, посмотрел на неё внимательно, с интересом. Была она крепкая, плотно сбитая, как все люди из группы Кумлатия, но какой-то летящести придавали ей бусины, вплетённые в светло-русые косы, широкий расшитый пояс с длинными завязками и весёлый прищур глаз. Почти лисьих, только весёлых.

Дракон поёжился.

— Правда, уступи котёнка. Он хорошим зверем вырастет, бойким, за ним смех идёт, будет боронить нас от осенней лихоты, а зимой как на постой станем, он мышей почнёт гонять. Я люблю котов, ты не думай. Кормить буду и заботиться, не выброшу и в обиду не дам. Вот чтоб мне голос потерять, если совру тебе!

Илидор молчал, в общем, просто от растерянности. Он ещё не думал, что собирается делать с котёнком, — подобрал его просто потому, что не мог оставить на дороге.

— Тебе же он не нужен, — продолжала упрашивать частушечница. — Тебя и так никакая лихота не возьмёт.

— С чего это?

Женщина мотнула головой.

— Не возьмёт и всё. Ты другой.

Дракон снова поёжился — теперь уже от вечерней прохлады — и ляпнул наобум:

— Уступлю тебе котёнка за три монеты.

Ни сам Илидор, ни частушечница в жизни не слыхивали, чтобы котят продавали, — хотя образованный Йеруш мог бы им рассказать про несколько эпидемий сыпняка и пузыристой трясучки в землях Эльфиладона и близлежащих людских. Болезни, как считалось, разносились крысами, так что в те годы котят от кошек-крысоловок продавали по цене хорошей дойной коровы.

Частушечница крепко задумалась и довольно долго, склонив голову, смотрела, как котёнок гоняется за веткой. Что-то прикидывала, шевеля губами.

— Негусто у меня с монетами сейчас. Может, мёдом возьмёшь? Или зайчатиной вяленой? Ещё есть беличьи шкурки, но они дороже трёх монет, их я в Хшане буду продавать. Если дотуда вместе дойдём, так смогу отдать и монетами.

Илидор не имел ни малейшего понятия, где находится город Хшан (или Хшана?), а в животе дрались голодные кишки.

— Можно и мёдом.

* * *

Наевшиеся осоловелые люди медленно расползались группками в сумерки. Где-то тихо напевали, где-то травили байки, и все голоса оборачивались вечерней сонной леностью. Только Илидор сейчас выглядел даже бодрее, чем днём, глаза его блестели, а тело тянулось к небу словно само собою, перехватывая управление у головы, разворачивало плечи, поднимало подбородок, трепетало крыльями.

— Я надеюсь, ты не планируешь носиться над лагерем и орать, — веско изрёк Найло.

И посмотрел таким эльфским взглядом, что на миг дракону показалось — Йеруш сейчас добавит: «Это прямое указание, сделанное в интересах Донкернаса, Илидор, если ты вдруг не понял».

— Взлечу повыше, ага. Так даже лучше, знаешь, небо ведь гигантское — за год не проорёшь.

— Илидор! — в голосе Найло прорезались почти-просительные нотки, он схватил дракона за плечо, едва ли осознав это. — Не надо сейчас летать! Вокруг прорва народа, тебя могут увидеть! Может, они будут бежать отсюда до самого моря с криками и всем о тебе расскажут, и потом в каждом городе стражи будут узнавать в тебе дракона! А может, эти люди сейчас побегут на тебя с дубинами! Нам не нужны сложности, нам не нужно создавать их больше, чем уже есть, ау, Илидор, ты меня слышишь, ты понимаешь все мои слова? Полетаешь в другой день, когда вокруг не будет стольких людей! Сейчас не время!

— Время.

Илидор улыбнулся так обезоруживающе, так искренне, что Йерушу захотелось прыгнуть ему на ногу. Дракон отцепил от своего плеча пальцы Найло, прижал к его собственному плечу и накрыл ладонью — ни дать ни взять покровительственный жест мудреца, наставляющего ученика какими-нибудь дурацкими прописными истинами, причём жест явно неосознанный, что само по себе рассердило Йеруша ещё больше. Что этот дракон о себе мнит⁈

— Самое время — сейчас, — повторил Илидор.

Посмотрел вверх, словно ожидая какого-то знака. Йеруш тоже посмотрел. Небо было низким, обложным. Хоть это хорошо: дракона могут не заметить в таком небе и в сумерках. Йеруш, конечно, отчаянно желал бы привязать Илидора к дереву и не отпустить в небо, но не то чтобы Илидор предоставлял ему хоть малейший шанс это сделать.

Впрочем, не драконам ли знать верней всех, когда оно наступает — лучшее время, чтобы взлететь? И время, чтобы вернуться.

* * *

Местность иссечена перелесками, там-сям горят костры. Просто удивительно, как много людей шатается по дорогам по осени.

Дракон поднялся выше, проткнул золотой спицей низко висящие дымчатые облака, отгородился ими от костров, перелесков и мельтешащих внизу людей. Выше, ещё выше, туда, где холодный воздух пробивает иголочками даже плотную драконью чешую. Распластался в небе, в космах осеннего ветра, распахнулся ему навстречу, обволок его крыльями и запел без слов. О вечном поиске неведомого. О том, что куда бы ты ни забирался,