Жизнь счастливая, жизнь несчастная - Алёна Митина-Спектор

пиджак и накинул мне на плечи. Я быстро согрелась и теперь мой полёт стал более комфортным.

Наконец, пейзаж за окном начал меняться. Мы снижались, взору предстали коричнево-зелёные лоскутки земли. Вид внизу казался плоским и нарисованным, с незамысловатыми линиями и оттенками, словно картина в стиле примитивизма. В аэропорту нас с дедушкой встретил отец. Последний раз я видела его лет шесть назад, когда он приезжал на несколько дней в Кочки. Теперь он стоял передо мной, низкий и бледный, совершенно незнакомый человек, но в то же время не чужой. Отец не показывал признаков радости, но выглядел растроганным. Он стоял в метре от меня и словно боялся подойти. В тот момент мне показалось, что отец ведёт себя смешно и глупо.

Мы сели в отцовскую белую иномарку. Пока мы ехали незаметно стемнело, и город осветило множеством огней. Очарованная, я глядела из окна машины на жёлтые светящиеся точки, тёмные очертания домов и гладкую поверхность автотрассы. Мне казалось, что я попала в волшебную сказку. После чёрных сельских ночей в моей жизни появились горящие огни города. Они стали символом чуда, которое свершилось этим летом в жизни обычной ничем не примечательной девочки.

На следующее утро после прибытия, отец отвёз меня в бассейн. С нами поехал Хен, сын папиной жены. Я плохо держалась на воде, барахталась в ней словно воробушек, который хлопает крылышками в луже. Отец поддерживал меня на плаву, но кода отпускал руки, мои ноги сразу же опускались под воду. Хен плавал наперегонки с отцом. В бассейне помимо нас плескались взрослые парни, и я с любопытством наблюдала, как они дурачатся и ведут себя как дети. Здесь царила атмосфера расслабленности, свободы и отсутствие всяких правил.

После бассейна мы отправились в общественный душ. Отец с Хеном пошли в мужскую зону, а я – в женскую. Я растерялась, когда оказалась среди чужих взрослых женщин и душевых кабинок, которые стояли рядами вдоль стен. Я побоялась принимать душ в маленькой и тесной кабинке, и немного посидев на скамейке, вышла наружу, где меня ожидали в машине отец с Хеном. Мои волосы напитались хлорированной водой и неприятно пахли.

– Ты что, не приняла душ? – наехал на меня отец.

Он разозлился, поскольку это означало, что мне придётся принять душ дома, а ежемесячная оплата за воду была не маленькой. Поэтому израильтяне экономили как могли и лишний раз не открывали кран. Мне стало стыдно. Я почувствовала себя глупой неумёхой, которая не смогла воспользоваться душем. Хен заступился за меня, и сказал отцу, что бы тот не принимал это так серьёзно. Я молча отвернулась к окну, и мы поехали к дому.

Папина жена Алла оказалась женщиной властной и сильной. Она обладала светлыми, слегка волнистыми волосами, зоркими глазами и загорелой кожей. Во всех своих проявлениях она являла собой противоположность моей матери. В отношениях с отцом Алла занимала главенствующую и порой подавляющую позицию. Эта женщина знала, чего хочет и чего достойна и прилагала свой бойкий и сильный характер для достижения желанного. Рядом с ней отец терял мужественность и казался мягким и легко уязвимым.

Помимо тринадцатилетнего сына у Аллы была взрослая дочь, которая недолюбливала отца и жила отдельно. Между мной и Хеном завязались дружеские отношения, он стал моим весёлым и добрым попутчиком на все три недели, проведённые в Израиле. У Хена были озорные голубые глаза, тонкие губы и румяные щёки. Он обладал высоким ростом, длинными руками и ногами. Вместе с Хеном мы совершали прогулки по городу, играли в компьютерные игры, ели мороженое поздними вечерами, когда взрослые уже спали в своих комнатах, дрались в шутливой форме.

Отец имел многолетний стаж водителя. Он управлял машиной аккуратно, плавно, так что можно смело предположить, что его пассажирам доставляло удовольствие находиться в салоне автомобиля. Однажды мы ехали по пустынной трассе. Вдруг отец надавил на газ, и белая иномарка стрелой понеслась по гладкой и ровной дроге, унося нас с собой. Алла возмутилась, но мы с Хеном не разделили её чувств. Было невероятно весело ехать на высокой скорости, хотелось кричать от восторга, я чувствовала адреналин в крови и ни сколько не боялась, потому что была уверенна в том, что за рулём знающий и опытный водитель.

Вскоре смущение прошло, и мы с отцом стали общаться так, словно не было долгой разлуки, словно отец отсутствовал в моей жизни всего один день. Я чувствовала в нём родственную душу. Он не обладал красноречием, как и дедушка, но мне было комфортно рядом с ним и я не ощущала себя скованно. Напротив, на меня находили минуты подросткового, но по-прежнему детского озорства, и я вела себя непринуждённо – так, как нигде и ни с кем себя не вела. Естественным образом, плавно и не заметно для глаз я превратилась в папину дочь, а он – в родного отца и самого близкого человека на земле.

Во время моего пребывания в Израиле я побывала почти на всех морях, омывающих эту благословенную страну. Отец возил нас с дедушкой на Средиземное, Красное и Мёртвое моря. Путешествуя по стране, мы останавливались с ночёвками у родственников, которые давно здесь жили. К моему удивлению их оказалось немало.

Одни наши родственники, которые приняли меня на ночь, жили в просторной квартире с тремя спальными комнатами и широкой гостиной, совмещённой с кухней. Хозяева квартиры, молодые мужчина и женщина работали врачами. У них было двое детей – старшая дочь Карина и годовалый Даниил. Сестра с братом спали в одной комнате, в которую подселили и меня. Поздним вечером, когда взрослые притихли в комнате напротив, Карина рассказывала мне о беспределе, творящимся в школе, учила меня ивриту и смеялась вместе со мной над братиком, который вставал в своей кроватке и начинал издавать смешные звуки, похожие на пение.

Вставали рано. Взрослые собирались на работу, Карина – в школу, только маленький Даниил мирно спал в своей кроватке. Я точно не помню, кто с ним оставался, зато в моей памяти отчётливо запечатлелся наскоро приготовленный мамой Карины завтрак. Это был кусочек белого хлеба, на который сверху положили сыр, а затем отправили в микроволновку. Меня угостили этим незамысловатым завтраком, и я почувствовала на языке горячий тянущийся сыр.

Однажды нам довелось заночевать в хостеле. Я ощутила брезгливость, глядя на застеленные чужими покрывалами кровати и пустынные комнаты с голыми крашеными стенами, но несмотря на это мой сон был крепким и безмятежным. Утром, когда мы с отцом собирались отъезжать, хозяйка хостела подарила