Коллекционер уродов - БоЖенька

день круга? Или первая кровь? Взрослая вроде уже, вон какая лошадь вымахала.

Галка насупилась.

– Ничего не лошадь.

– Сколько тебе лет?

– Не знаю.

– Ясно.

Жрица устало выдохнула.

– Внизу печет, чешется? Раз рыбой пахнет, значит…

– Так я у рыбака подрабатывала!

– А до этого?

– Не было. Ни запаха. Ни зуда, – Галка оскорбленно отвернулась.

– Значит не болеешь ты нисколько. Только время мое отнимаешь.

– А кровь?

– А мрачные дни у всех женщин появляются, когда они взрослеют. Это бремя, которое на нас наложил в свое время Бог тьмы. Тебе что же родители никогда историю не рассказывали? Ничего о мироустройстве не знаешь?

– Как же. У меня учительница есть, тоже жрица. Она мне по ушам ездит и не с такими рассказами.

Жрица деланно заохала, да стала выгонять Галку, на ходу вручая мха да отрез ветоши.

– Ой, точно. Я же наукам обучена. Может к вам в храм на службу поступлю? И читать, писать умею, и считать. Работать могу. Мне бы на лошадь скопить и я уеду.

– Да?

И Гале действительно позволили остаться.

Выделили даже не комнату – чулан. Одна кровать и круг Жары над ней, чтобы было на что молиться.

Пока в дела посвятили, пока новую накидку выдали, уже спать было пора. Гала легла, закрыла глаза. Но сон не шел.

Не лечь ни на пузо, ни на спину. Раны болят. А на руках и того медленнее заживают полосы. Жрица ей, конечно, дала мазь, чтобы на раны наносить. Но до того воняла густая смесь, что и открывать лишний раз не хотелось. И так заживет как на собаке.

Галка чувствовала как свербит где-то посередине позвоночника. Стоило сомкнуть веки, как вновь и вновь перед глазами воспоминание о собаке затоптанной.

Галка даже клички не знала этого пса. Ничем он не отличался от других. И обошлись с ним, будто неважен он был вовсе. Один из десятка. Выполняет хорошо свою работу – позволено оставаться рядом. Нет? Тогда удар в спину.

Если ты бесполезен, от тебя избавятся.

А ведь Галка так долго боялась, что Влад ее прогонит, если у них с Евой дитя появится.

Вскочила с постели.

– А у Евы уже два месяца как кровь не шла. Вот она о чем тогда говорила.

Ну, и что? Легла обратно. Надо бы уснуть. Завтра работа как никак.

Но мысли роились в голове озлобленными пчелами.

Так Влад ее не для семьи взял. А для жертвоприношения. Чтобы великий жар унять.

Рада Адовна как-то говорила, что уроды чаще рождаются, когда жар печет усерднее. Хорошо было бы остановить потепление. Может тогда бы Федору мама не бросила.

И ее Галку может тоже…

А Вася жаловался, что с каждой весной уровень рек все выше поднимается из-за жара. И скоро сотни деревень затопит.

И урожай скуднеет.

Сколько людей страдает.

Может и прав Влад, что ищет способы остановить этот ужас.

Галка снова вспомнила старуху.

Та что-то знала.

Явно.

Дурости. Нелепица.

Галка укрылась с головой. До цветастых пятен зажмурилась.

Нужно уснуть.

Как бы ни так. Где-то за стенкой послышались всхлипы. Крики, скулеж.

А что поделать, это храм, здесь принимали обездоленных, нищих, сиротливых, больных.

Галку же приняли. И вот эту крикунью страдающую взяли. Только Гала-то умела в письмо. А эта умела только верещать.

Вопила с силой, с толком, с расстановкой.

Битый час.

В один момент будто разнообразия решила внести, в некий ритм то закричит, то умолкнет. Иногда были проблески тишины, так что готов поверить – прекратилось. Ан нет. Она обратно кричит.

Соседи…

Галка хотела уже прийти со своей подушкой, облегчить страдания этой женщины.

Как вдруг самый оглушающий, самый сильный, громкий рев. Так что птицы в лесу разлетаются суетливо. И штиль. Полнейшая глухота.

Галка приподнялась на постели, прислушалась.

Сердце пропустило удар.

И послышался детский плач.

Вот оно что.

Вот что это было.

Роды…

Галка не смогла сдержать любопытства. Подскочила, путаясь в одеяле, прошмыгнула в темный коридор. На звук добралась до комнаты роженицы. Там жрицы измазанные кровью, уставшие, измученные держат младенца.

А ребенок…

– Уродка, – не сдержала восхищенного шепота Гала.

Совсем крохотное существо. Сморщенное, красное, опухшее. Глаза чернее ночи. А за спиной неловко слипшиеся от крови раскрываются стрекозиные крылья.

Галка думала, что новорожденные красивее и милее. Но этот ребенок вызывал у нее смешанные чувства.

И, похоже, не у нее одной. Показали ребенка маме. Та в бреду, измученная, глянула из-под тяжелеющих век, и заорала опять.

Да сколько ж можно?

Галка и ушла бы. И легла бы спать. Но нет.

Жрицы покрутились у малышки, омыли, обтерли. Привычно отрезали пуповину и также привычно вырвали прозрачные изящные крылышки.

Галка смотрела на происходящее с леденящим ужасом, но на деле же, это был привычный быт.

Ляльку успокоили, убаюкали и в люльку положили. И сами разошлись. Оставили маму и ребенка наедине. Гала наблюдала тихонько незаметно и удалилась тоже. Только легла спать, как опять разбудил визг.

Как проснулась – сиреной воет. И не отдохнуть.

Ну, проскользнула к покоям снова, поглядеть хоть.

А там мамаша, юная еще, сама дитя с Галку возрастом, прячется под кроватью. В руках держит подушку, сжимает и неловко то поднимает, то опускает. А младенец в люльке лежит, надрывается.

– Ты чего? – Гала как к себе домой вошла.

– Оно орет, – пуганно зашептала роженица.

– Убаюкать, наверное, надо, – Гала только протянула руки к дитя, как мама зашипела отчаянно.

– Нельзя.

– Чего это?

– Да, нет. Нельзя просто поднимать. У карапузов еще шея хрупкая, надо голову придерживать. У меня двое сестер младших, я знаю.

– О, – Гала невпечатленно выпятила губу, но взялась как потребовали. Подняла малышку, и прижала к груди. А та орет, не прекращает.

– Что-то не помогает, – Гала и потрясла мягко для убедительности, но нет.

– Так что ты трясешь-то? Она есть хочет.

– А, – понятливо кивнула, аккуратно вернула ребенка на место и поспешила выйти.

– Ты куда?

– На ужин давали хлеб с луком. И компот из яблок. Я остатки сейчас принесу.

– Смеешься? Дети молоко пьют.

– Не смотри так. Я же не знала, – Гала обидчиво одернула плащ, – сейчас схожу к молочнице.

– Хватит. Совсем дура. Новорожденные молоко матери пьют. Из сиськи.

И показала мама на свою грудь. Галка посмотрела тоже, но поспешила отвернуться брезгливо.

– Так дай ей попить. Чего она орет?

– Ага, как же. Она же уродка!

– А есть хочет как обычная. Она же с голоду помереть может.

– Вот и пускай. Я как увидала, сказала жрицам, утопите, по-тихому, как котенка. А они, нет, нельзя. Богиня проклятие пошлет. Говорят, родился бы мальчиком…

И Галке как обухом по голове. Так противно стало. Так неприятно. Вот значит, как вы с уродами обращаетесь. Вот как относитесь. И тут же осознание пришло, почему в своих краях Галка никогда парней не видела с уродствами. Не оттого, что не рождались. Нет…

– Я тебе денег дам с получки. Покорми, – хмуро предложила Гала.

И испуганная мама с сомнением кивнула. Согласилась.

Лялька присосалась к груди, успокоилась мигом. На ходу засыпать стала, глаза сонно смыкала. И ручками своими крохотными водила медленно.

Галка пальчиком только прикоснуться хотела к ее ладоням кукольным, почувствовать, настоящие или нет.