Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

– Лёкх этаар, – прошептала Эсме присловье чанрё, касающееся того, как время стирает боль, чтобы мир и покой воссияли вновь. Или, на общем языке: «Пустыня все стерпит».

Вздохнув, она привстала на кожаных стременах, с легкостью удерживая равновесие – теперь Эсме уже гораздо уверенней держалась в седле. Достала свернутый треугольный флаг и прикрепила его к медным крючкам, а потом перебросила ткань через плечо, чтобы поймать порыв ветра. Флаг развернулся, словно щелкнули хлыстом, и заплясал на ветру.

Она наклонилась, чтобы оценить дело своих рук. Остальные четыре флага были густо-багряными, в тон пескам Гёдлоха. Новый флаг был чисто-белым – в честь павших.

Потом Эсме перевела Руро на гребень и окинула взглядом покрытую дюнами ширь. Шрамы от битвы почти затянулись. Почерневшие канавы засыпал песок, сровнявший их с остальной поверхностью. Погибших собрали и увезли в пещеры в утесах Самскрага.

Из останков та’винов было извлечено все, что могло оказаться полезным. У пустынных жителей ничего не пропадало зря. Остальное зарыли в глубокой яме. Каждый житель деревни выкопал для нее по крайней мере пригоршню песка, внеся свой вклад в то, чтобы навсегда похоронить перенесенные деревней страдания.

Однако одной длинной гряде дюн, скорее всего, было навсегда суждено остаться покрытой шрамами. Во время последней битвы она превратилась в стекло и теперь напоминала одинокую волну черного моря, застывшую среди красных дюн. На стекле были вырезаны имена погибших. Вместе с Руро Эсме тоже присоединилась к этой церемонии и нацарапала имя «Абреш».

На этой спекшейся в стекло дюне ее спутники по «Огненному дракону» и нашли единственную уцелевшую пушку та’винов, требующую лишь небольшого ремонта. Точно так же команда корабля собрала сохранившие работоспособность летучие щиты та’винов, не поддающиеся притяжению Урта.

Никто в Тосгоне не возражал, чтобы они забрали себе все эти трофеи. Чанрё были многим обязаны экипажу «Огненного дракона» за освобождение деревни от ига Дракона. Теперь на месте черной горы вырос еще один оазис с обилием чистой пресной воды.

Чтобы вернуть хотя бы часть этого своего долга, жители деревни помогали ремонтировать «Огненного дракона». С высоты гребня Эсме могла видеть, как продолжаются работы над огромным кораблем, вновь пришвартованным между двумя дюнами по соседству с деревней. Ремонт был уже почти завершен, и «Огненный дракон» должен был отправиться в путь всего через два дня.

Хотя с поврежденной половиной летучего пузыря ничего нельзя было поделать, объем его удалось немного увеличить за счет использования пузырей, снятых со спасательных шлюпок. Однако бо́льшая часть немалого веса «Огненного дракона» отныне будет приходиться на летучие щиты та’винов. Этими щитами команда заделала пробоины в корпусе и укрепила их вдоль киля, а Шийя придумала способ, как запитать их от гигантских холодильных установок, установленных на борту корабля.

Отправившись в путь, «Огненный дракон» продолжит лететь на запад, чтобы завершить путешествие, которое приведет их вокруг всего мира туда, где оно началось. Старейшины чанрё во главе со старостой деревни Мираш нанесли на карту расположение оазисов в этом направлении, чтобы путешественники могли пополнять запасы воды, пока не достигнут Венца.

«Но я не полечу с ними».

Эсме окинула взглядом пусть и суровый, но завораживающий пейзаж пустыни. Здесь она нашла Аррена… и свой новый дом. Грейлин уже предупредил ее о том, что может произойти, если его группе удастся остановить обрушение луны, заставив мир вращаться вновь. Но перед лицом такой опасности Эсме доверилась все тому же присловью чанрё: «Лёкх этаар… Пустыня все стерпит».

Резкий свист привлек ее внимание к фигуре, высоко поднявшей руку. Это был Иркуан. Она помахала в ответ, а затем направила Руро вниз по склону, навстречу предводителю охотников. Поравнявшись с ним, соскользнула с седла, ловко спрыгнув на песок, и похлопала Руро по спине, отпуская его. Урсин довольно всхрапнул, а затем поскакал прочь, чтобы пообщаться со своими сородичами. Он нашел среди них самку урсина, к которой явно испытывал нежные чувства. Чтобы произвести на нее впечатление, театрально растопырил свои иглы.

Эсме улыбнулась. Выражение «каш’мет» явно относилось и к урсинам.

«Жизнь продолжается».

С таким настроением она и обратилась к Иркуану:

– Ну как там поживает Язмин?

Лицо Иркуана расплылось в широкой улыбке. Охотник приходился дядей сердечной подруге Аррена.

– Иди и посмотри сама.

* * *

Эсме сидела на краю кровати, прижимая к себе грудного младенца. Крошечные пальчики вцепились в ее большой палец, словно ребенок пытался побороть ее и прижать к земле.

– Хакин станет прекрасным охотником, – заявил Иркуан, передавая трубку с длинным черенком Аррену. – Я могу судить об этом по длине его больших пальцев.

Аррен втянул в себя дым и выпустил его.

– Я доволен, что он такой же образец совершенства, как и его мать.

Язмин сидела в постели, опершись спиной о подушки – усталая, но сияющая после своих усилий. Ашу она уложила в постель рядом с собой, обняв дочь одной рукой. Та украдкой поглядывала на своего новорожденного брата, похоже, не слишком-то обрадованная таким прибавлением семейства.

Эсме посмотрела на Аррена.

«Но ты-то уж точно счастлив».

Вид у ее брата был куда более благодушный, и не только из-за рождения сына. Словно какая-то тяжесть спала с его вечно поникших плеч.

С уничтожением Дракона все те, кто нес рабский удел в его тени, погибли – и больше не страдали от неизлечимого недуга, лишившего их разума и воли. В том числе и люди, которых захватили та’вины прямо на глазах у скрывающегося в пещере Аррена. Теперь, когда они наконец упокоились с миром, ее брат мог избавиться от чувства вины. Может, и не полностью, но достаточно, чтобы обрести душевный покой.

Эсме опустила взгляд на вытатуированную половинку солнца, обозначающую ее связь с Арреном. Пальчики маленького Хакина вцепились в край этого символа. Как и обещал Аррен, малыш носил имя их отца. С учетом Аши переход от одного поколения к другому окончательно свершился.

Их мать и отец снова вернулись в этот мир.

Каш’мет.

Она разглядывала крошечные ноготки Хакина, которые он запустил ей в руку, словно цепляясь за жизнь. Пусть даже пустыня могла стерпеть все, Эсме боялась за брата и за свою новую родню, за то, какой будет их жизнь в этом новом мире – и будет ли у них у всех вообще эта жизнь, даже если у ее недавних спутников и выйдет осуществить задуманное.

Не желая привносить столь грустные мысли в этот радостный момент, она подняла голову и улыбнулась – эта улыбка уже