Александр Кулешов - Мир приключений. 1984 год

Накануне расставания я зашел к Кринке. Юлия Васильевна приготовила прощальный ужин, заботливо собрала провизии на дорогу.

Мы сидели за столом под уютной лампой. И так тепло и светло было на душе, что вечер этот, несмотря на всю тревогу и неизвестность, оставил у меня самые отрадные воспоминания.

В тот вечер я впервые открыл Кринке свою подлинную фамилию, рассказал о себе и о своей семье, написал домой письмо, в котором сообщил, что партизанил в лесах Латвии и сегодня ночью иду через фронт, к своим. Это письмо я просил Жана Эрнестовича и Юлию Васильевну при первой возможности с приходом советских войск отправить в Москву. Они обещали сделать это. И сделали. В свое время семья получила это письмо и узнала, что я жив.

Пришел час разлуки. Я взял свой рюкзак, оружие, крепко и сердечно обнял хозяйку на прощание, поблагодарил за все, и мы вышли во двор, где стоял запряженный Кринкой рабочий битюг. Мы с Зоей сели в бричку, Жан — на козлы. За бричкой был привязан мой оседланный конь.

Сумрак приближающейся ночи окутал нас в лесу сыростью и запахом прелого листа. Я поражался тому, как знал Кринка в лесу каждый пенек. Ни зги не видно, то и дело впереди угрожающе вырастают шатры елей, а он умело лавирует между ними, и бричка уверенно продвигается вперед.

По мере того как мы приближались к линии фронта, все отчетливей слышался гул, вой снарядов, взрывы.

Наконец Кринка остановил битюга.

— Ну, Миша, дальше нельзя. Отсюда не больше чем километров шесть до фронтовой зоны.

Я вылез из брички, взял свои вещи. Распрощался с Кринкой и Зоей, сердечно обнял их, поблагодарил.

— Прощайте, дорогие друзья!

— Будь осторожен! — по-отечески напутствовал меня Жан Эрнестович. — Береги себя, парень!

Я перекинул рюкзак через плечо, взял автомат, вскочил в седло, тронул поводья, и конь мой зашагал по лесу в южном направлении.

— Счастливого пути! — донесся до меня голос Кринки.

Бывший комиссар бригады латышских партизан Герои Советского Союза В.Самсон в книге “Курляндский котел” писал:

“В августе–октябре 1944 года, когда в Ауцском районе активизировались удары Вооруженных Сил СССР против гитлеровской армии, отряд партизан наносил урон врагу, обстреливая на окраинах тылы гитлеровских танковых частей…

Группой подпольщиков-партизан руководил советский воин Михаил Михалков: центром нелегальной работы был дом Жана Кринки, хутор Цеши.

…Националистские бандиты в 1947 г. застрелили т. Кринку в его доме”.

Александр Горбовский, Юлиан Семенов

ЗАБЫТЫЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Сейчас в науке много говорят о междисциплинарном знании, знании, лежащем на стыке разных наук. Очевидно, подобные же области есть и в литературе. Пример — то, что вы прочтете на этих страницах. Это литература, находящаяся в прямом соприкосновении с историей, как бы накладывающаяся на нее, весьма оригинальный в литературном и в научном отношении поиск необычного в истории, если позволено так сказать — исторической экзотики, которая бросает неожиданный свет на события и эпохи.

Авторы строят свой остросюжетный рассказ на базе обширного фактологического материала. Действие происходит в разные века и в разных концах земли. О разных судьбах, лицах и предметах пойдет здесь речь: об амазонках, женщинах-воительницах, о кладоискателях и алхимиках, о правде и лжи в истории.

Наше отношение к информации является тем более заинтересованным, чем больше знания о неизведанном она содержит. Среди того, что изложено здесь, о многом вы узнаете впервые. Само собой, обращаться к малоизвестным и неведомым областям- занятие куда более трудное и неблагодарное, чем пересказ хорошо известных и привычных истин. Трудность не только в том, что многое действительно неизвестно, но и в том, что даже о более или менее известном имеются противоречивые данные, взаимоисключающие мнения специалистов. В истории нередко бывает так, что разные источники дают совершенно разные сведения об одних и тех же событиях или исторических личностях. Это же относится к написанию ряда исторических имен, географических названий, к хронологии. Вот почему жанр,

который избрали авторы, жанр литературного повествования, очевидно, единственно возможный, в котором сегодня можно говорить о предметах, затронутых ими.

Перед вами литературное произведение, и, хотя в основе его лежит фактологический материал, оно не является ни сводом окончательных истин, ни кодексом бесповоротных суждений. Авторы сами неоднократно оговаривают это в тексте. Мне представляется нелишним еще раз напомнить об этом читателям.

Доктор философских наук

Ф.М.Бурлацкий

В конце семидесятых годов XIX века на одной из лондонских улиц часто можно было видеть седеющего человека в мундире офицера в отставке. Военная пенсия давала ему достаточно досуга, и досуг этот, так же, впрочем, как и шиллинги, выдаваемые ему ежемесячно Военным адмиралтейством, Джеймс Грей посвящал окрестным тавернам. Но друзья-трактирщики, да и сам хозяин гостиницы, где вот уже который год жил Джеймс Грей, ценили отчаянного рубаку не только за умение пить и не за медали и знаки отличия, которые сверкали на его красном с голубыми отворотами офицерском сюртуке. Конечно, Джеймс Грей пить любил, но он умел быть бережливым, не залезал в долги и всегда платил по счетам. Следовательно, в добавление к своему бравому прошлому он обладал еще и всем перечнем качеств “истинного джентльмена”, как понимали это обитатели окрестных улиц. Поэтому, когда он приходил в трактир и, раскурив свою неизменную глиняную трубку, хриплым голосом требовал эля или имбирного пива, хозяин сам спешил исполнить поручение уважаемого гостя.

Кому из знавших Джеймса могло прийти в голову, что это женщина? Настоящее ее имя было Ханнаб Снелл. Она родилась в небольшом английском городке Ворчестере, там же и вышла замуж. Но, видно, тогда уже отчаянный характер ее и воинственность давали себя знать. Во всяком случае, муж ее счел за лучшее бежать от семейных баталий, предпочтя им настоящие бои и походы. Он поступил в армию и вскоре отправился со своим полком в одну из отдаленных английских колоний за океан. Однако он явно недооценил свою супругу. Роль покинутой женщины была не для нее.

В лондонском пригороде в одной из меблированных комнат она облачается в мужской наряд. Оставив здесь вместе с платьем и шляпкой свое женское прошлое и само имя, по шаткой лестнице через черный ход выбирается она сначала на темный двор, потом в переулок. Ей кажется, что все должны оглядываться на нее, показывать пальцем. Но никому из редких прохожих нет дела до спешащего куда-то человека.