Карл Фалькенгорст - Нежное Сердце

Прошло две недели после ужасного дня, проведенного в пещере.

В серибе Гассана у дверей своего дома сидел на складном стуле Белая Борода-Нежное Сердце. Он постарел за этот короткий промежуток времени; лицо утратило юношескую свежесть, и бледный цвет похудевшего лица гармонировал теперь с преждевременно поседевшими волосами.

Белая Борода много выстрадал и остался в живых только благодаря какому-то чуду. Все-таки змеиный яд вызвал серьезное заболевание; целую неделю он лежал в жару и бредил в беспамятстве.

Верный Лео ухаживал за ним и не оставлял ни на минуту, явился и врач. Один из солдат встал около кровати больного, начал бормотать заклинания и положил ему на грудь какой-то амулет. Но волшебное средство не оказало никакого действия; мусульманин оставил хижину и больше не возвращался. Больной был христианин: как могло помочь ему изречение Корана, написанное на амулете? Только верные последователи пророка, люди, присягающие знамени с полумесяцем, могли ожидать помощи от таких чудодейственных средств.

— Христианин умрет! — сказал мусульманин, но он ошибся.

Крепкая натура Белой Бороды справилась и со змеиным ядом, и он стал постепенно приходить в себя; нарывы, покрывавшие его тело, начали заживать — и на этот раз он был спасен.

Белая Борода стал припоминать недавно пережитые опасности. Он вновь видел себя в пещере духов, видел в отдалении темную фигуру с горящим факелом, слышал крик, непосредственно последовавший за выстрелом. Он знал, в кого попал этот выстрел, — это мог быть только карлик, Красная Змея!

Бедный Акка! Убит он или еще жив?

Быть может, он еще жив и лежит в пещере духов около могил динков, один, искалеченный, не будучи в состоянии поднять лук, чтобы добыть себе пищу или пойти к далекому ручью, чтобы утолить мучительную жажду! Сам он лежал в своей постели, около него сидел его слуга и друг Лео и подавал ему освежающее питье и спелые фрукты. А Акка? Быть может, он сидел теперь умирающий около скелета, которого сам же поставил для украшения своего жилища, обширной темной пещеры? Быть может, он жадно глядит на ясную поверхность маленького озера, расположенного в котловине, и испытывает мучения Тантала, не будучи в силах спуститься в долину, чтобы освежить запекшиеся губы живительной влагой? Быть может, он теперь глядит на узкую тропинку, по которой бежит вдоль скалы серна, и смелый, ловкий охотник не в состоянии погнаться за дичью, достать себе пропитание?

И Белая Борода отказался от чаши, которую поднес ему Лео, и спросил с выражением мучительного беспокойства:

— Лео, сколько времени я уже болен?

— Неделю, — ответил негр.

Белая Борода упал на подушки. Неделю! За неделю бедный Акка наверное умер от жажды!

Он хотел вскочить и поспешить к пещере, чтобы помочь, если это еще было возможно, или чтобы по крайней мере убедиться, что человек, в которого он стрелял, уже не мучается и не страдает. Но у него не хватило сил; не хватало их и теперь, хотя он и сидел перед домом. И все это время он страшно страдал вдвойне: его тело боролось с последствиями отравления, а душа мучилась угрызениями совести по поводу судьбы Красной Змеи. Он давно забыл, что карлик поставил ему змеиную ловушку, что он сам только защищался. Белая Борода-Нежное Сердце не мог ненавидеть даже врага.

С нетерпением ожидал он теперь возвращения Гассана; он хотел рассказать ему все и попросить его сходить в пещеру духов и сжалиться над страдающим, если он еще жив. Лео и базингеров, конечно, нельзя было бы убедить пойти к воротам смерти и навестить черта, изгнавшего из пещеры белого человека.

Сегодня, наконец, явился посол, объявивший, что победоносный Гассан возвратится через несколько часов и приведет в серибу рабов и скот, привезет слоновую кость. Базенгеры и их жены ликовали и с нетерпением смотрели на поворот дальней тропинки, ожидая, что вот-вот покажется красное знамя с полумесяцем пророка; с нетерпением смотрел в этом направлении и Белая Борода, в своем простодушии ожидавший разбойничьего атамана Гассана как спасителя в нужде.

Вдруг в лесу раздался бой барабанов, и на дороге появились темные фигуры. Вот мелькнул и кроваво-красный флаг, и вечерние лучи солнца заблестели на ружейных стволах отряда. Это был только авангард; за ним развертывается все шествие, во всей своей полноте. Вот выступают носильщики, нагруженные слоновой костью, и все новые и новые сотни выступают из леса; потом следуют толпы людей: они идут длинными рядами с рабским ярмом на шее… Шествие замыкается последними, приближающимися в густом облаке пыли; опять, солнце играет на стволах ружей.

В серибе дикая радость; на полях внизу — замешательство. Динки бегут и, как спугнутые зайцы, спешат укрыться в своей новой крепости. Они хорошо знают, что гневный взгляд Гассана прикован тёперь к их деревне, и видят, что Гассан сильнее, чем они думали, потому что привел с собой тысячи голов рогатого скота, триста рабов и привез сотни слоновых клыков. С горстью людей ему удалось победить могущественные, богатые племена. Мрачно смотрят туземцы на длинное шествие, по-видимому, возвещавшее им печальную будущность.

Насмешливо вглядывается Гассан в новую деревню туземцев; он сумеет разгромить эту крепость, отбить охоту к непокорности и возмущениям.

Белая Борода также глядит на толпу в долине. Его нетерпение давно прошло; он стоит с мертвенно бледным лицом и опущенными глазами. Какими надеждами он убаюкивал себя! Чтобы Гассан помог карлику в пещере, Гассан, который за последние три недели, наверно, спалил десятки деревень, убил сотни невинных людей и сотни же увел в рабство! Гассан, наложивший рабские путы даже на него и склонный, кажется, сделать его орудием своих низких устремлений! И этому человеку доверить тайну пещеры духов? Никогда! Конечно, ввиду того, что Лео разболтал о случившемся, придется рассказать о посещении ущелья; но о значении пещеры, о проходе к реке, к счастью, не знал даже Лео.

Белую Бороду Гассан приветствовал очень ласково. Он сам подыскивал извинительные причины, в силу которых нельзя было воспрепятствовать перенесению деревни динков. Вообще Гассан очень изменился, он не производил впечатления победителя, не принимал участия в шумном ликовании своих предводителей и солдат и, казалось, был погружен в размышления о совершенно других, не относящихся ко всему этому предметах, а главное, был отменно вежлив по отношению к Белой Бороде.

При наступлении ночи устроили праздничный пир и пригласили для танцев динков; Белая Борода также присутствовал на этом празднике, но рано ушел под предлогом слабого здоровья.