Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Месть каторжника. Затерянные в океане

Ознакомительный фрагмент

— Дело касается твоей специальности, то есть денег… Скажи мне, как ваши корреспонденты рассчитываются за свои авансы, получаемые от вас?

— Да очень просто — сведением баланса в конце каждого месяца.

— Твой ответ не совсем ясен для меня… Но как бы там ни было, а я, кажется, пропал, если ты не придешь ко мне на помощь: мне остается или пустить себе пулю в лоб, или бежать в Америку, спасаясь от гнева Прево-папаши!

— В чем же дело?

— Прошлый месяц я был увлечен адской игрой…

— И, конечно, проиграл?

— Естественно!

— Сколько?

— Боюсь сказать.

— Не ребячься, говори!

— Полмиллиона!

— Черт возьми, ты-таки преуспеваешь! И это в прошлом месяце, говоришь? Как же ты расплатился?

— Я сделал перевод уплаты этих пятисот тысяч франков на счет папаши, подписанный Мистенфлютом или, кажется, Баландаром, если не ошибаюсь…

— Так. Но по этому переводу, братец, не будет ни гроша уплачено, и твои Мистенфлют или Баландар будут опротестованы!

— Ты, однако же, не понимаешь, что я хочу сказать…

— Говори яснее, и я тебя пойму.

— Неужели ваш банк отказал бы в уплате требования, подписанного Баландаром, даже и тогда, если бы на нем значилась подпись…

— Твоего отца? Несчастный! Угадываю, в чем дело: ты, значит, подделал его подпись?

— Вот именно! — ответил Альбер с улыбкой облегчения, после чего продолжал: — Ты ужасно туп на догадки! Но продолжу… Теперь, когда ты знаешь все, скажи мне, не мудрствуя лукаво, можешь ли ты спасти меня? Если можешь, я буду тебе вечно признателен, если же нет, то я буду знать, что мне остается предпринять.

— Ты преуспеваешь, это верно! Но дай мне время подумать… Надо сначала сделать так, чтобы этот перевод уплаты не был переслан к нам; иначе все наши бюро будут взволнованы им, и твой отец немедленно будет предупрежден… Когда срок уплаты?

— Пятнадцатого мая, то есть завтра..

— И только сегодня ты сказал мне об этом! От кого ты получил деньги?

— От Соларио Тэста и сына.

— Это же страшные скряги, черт возьми! Ни малейшего средства уладить с ними дело, пойми ты это! Можно быть уверенным, что они отправили уже документ для удостоверения во французский банк, и твой отец, который состоит там одним из распорядителей, с минуты на минуту может быть предупрежден о казусе… Это ужасное дело! Пойми ты, это ведь событие — иметь у себя в портфеле подпись твоего папаши! И если ему до сих пор еще ничего не сказали, то, значит, сомневаются в чем-то и ждут, будет ли уплачено по подобному документу!

— Скажи мне, что, по-твоему, может случиться?

— О, может случиться простая вещь: если требование будет предъявлено, отец твой немедленно уплатит по нему; но потом он отправится к Соларио Тэста, чтобы узнать, кто выдал им вексель, а выяснив это, он прижмет тебя к стене, потому что не любит шутить в денежных делах: по его убеждению, не может быть ничего хуже того, что ты сделал! Он готов скорее простить убийство, чем подлог!

— Боже мой! Что же мне теперь делать!

— Быть завтра в банке ранее восьми часов утра с полумиллионом франков в кармане; тогда твой отец ничего не узнает, и дело канет в вечность.

— Но где же я возьму их, эти полмиллиона?

— Вот как еще можно устроить: ты возьмешь выданное тобой требование об уплате и к подписи «Прево-Лемер» прибавишь слово «сын»; тогда, по крайней мере, не будет подлога, и на вопрос отца ты можешь откровенно ему сказать, что вынужден был прибегнуть к этому из-за крупного проигрыша, который уплатили за тебя твои приятели, и что впредь ты будешь осторожнее. Словом, отец уплатит за тебя, и дело обойдется одним выговором, без подозрения, что готовился подлог.

— Все это недурно, — согласился, вздохнув, Альбер, — но еще лучше было бы, если бы достать эти пятьсот тысяч. И нужно достать их сегодня же! Я рассчитывал позаимствовать их из твоей кассы. Я бы их вернул тебе по частям, надеясь на помощь матери, которой я признался бы в своем проигрыше, и на свои пятьдесят тысяч франков, ассигнуемые мне ежемесячно отцом.

— Это невозможно, так как я не имею никакого отношения к кассе нашего дома. С этим надо обратиться к Эдмону Бартесу, который заведует ей, производя все платежи и выдачи. Для него это будут сущие пустяки — выдать тебе авансом пятьсот тысяч франков, о чем никто никогда и не узнает.

— Сомневаюсь, чтобы он оказал мне подобную услугу!

— Ты мастер только сомневаться. А я так уверен в противном, потому что сам, на его месте, сделал бы для тебя то же.

— Ну хорошо, буду надеяться на услугу Бартеса!

— Есть еще одно средство…

— Какое, голубчик? Ты все более и более окрыляешь меня надеждами! — радостно воскликнул Альбер.

— Прежде чем открыть тебе это средство, нужно сперва посвятить тебя в мои планы и проекты, потому что и у меня они есть! Но предварительно ты поклянешься принять самое деятельное участие в них. Без этого ни ты не будешь спасен, ни я не успею в моем заветном желании, ставшем целью моей жизни.

— Черт возьми, ты слишком красноречив, чтобы не дать тебе этой клятвы! Итак, я весь твой, и телом и душой, тем более что мне ведь остается одна только пуля в утешение, если ты не спасешь меня!

— Ну, так слушай же! — начал Сеген со зловещей улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. — Ты был здесь невольным свидетелем того, как твой отец колебался в выборе себе зятя между Бартесом и мной, и как этот выбор, благодаря влиянию твоей матери, пал на моего соперника.

— Твоего соперника?

— Да, потому что я люблю твою сестру!

— И давно? Ты ведь никогда не говорил мне об этом.

— Это не важно ни для тебя, ни для меня. Важно только то чтобы мои надежды осуществились.

— А я думал, что тебя соблазняет управление делами банкирского дома Прево-Лемера!

— Может быть, и это, — не будем бродить вокруг да около, а приступим прямо к делу, в котором нужна мне твоя помощь: ты должен помочь мне изменить решение твоего отца.

— Друг мой, тебе ведь известно, что я не имею никакого влияния на его волю: при первых моих словах он обрежет меня так, что я навсегда лишусь дара речи!

— Это было бы очень жалко! Но знай, что, спасая себя, ты тем самым осуществишь мой проект.

— Так выражайся яснее, потому что, честное слово, я ничего не понимаю!

— Сначала нужно все деликатности и предрассудки оставить в стороне…

— Прекрасно, оставим их! Они ведь годятся только для глупцов!

— И приступить к делу непосредственно, — продолжал Сеген, — или, проще говоря, надо взять из кассы необходимую тебе сумму, — из кассы, которой заведует Бартес… Завтра днем она будет открыта для обычных платежей, падающих на пятнадцатое число, а вечером, подводя итоги, откроют отсутствие этой суммы.