Деннис Уитли - Сокровище царя Камбиза

— Спать будет жестко, но ничего не поделаешь. Как только вы меня высадите, поезжайте в «Сесил» и вздремните сами. В девять часов в отель придет Амин и сообщит о себе, как о нанятом вами гиде.

— О, Боже! — жалобно пробормотал Гарри. — Сейчас уже седьмой час. Нам остается всего два часа сна.

— Когда появится Амин, — продолжал я. — попросите его купить для меня комплект европейской одежды, поношенной и плохого качества, какую здесь носят греческие рабочие. Затем пусть с одеждой и завтраком направляется в Серапеум и захватит что-нибудь, чем можно снять темную краску с лица и рук. У всех нас уже есть билеты на каирский поезд, но мне придется купить другой билет и ехать вторым классом. Где вы остановитесь в Каире?

Я вылез у северного конца кладбища и прошагал всю улицу Колонны Помпея, чтобы выйти к пустырю в южной части кладбища с огромным, сложенным из камней могильным холмом и одной-единственной колонной, известной также как Столп Помпея и оставшейся от храма, воздвигнутого императором Диоклетианом.

Сравнительно недавно под холмом обнаружили большие пещеры, вырытые для погребения священных быков Сераписа, и это место было обнесено оградой.

Я огляделся по сторонам, но вокруг не было ни души, и я без помех перелез через высокую ограду.

Пройдя затем пару сотен ярдов по склону холма, я оказался около огороженной ямы, на дно которой вела шаткая деревянная лестница, и внизу, в неясном утреннем свете, можно было различить арочный вход в огромную пещеру.

В ней не было ничего жуткого: ни сваленных кучами истлевших костей, ни человеческих черепов, ни сгнивших покровов мумий, что встречались в катакомбах, расположенных к югу отсюда. Это была просто большая, сухая, пустая пещера, вырубленная в песчанике, и призраки давно умерших быков нисколько не пугали меня. Зажигая спичку за спичкой, я прошел сотню ярдов по пещере и, сделав небольшое углубление в песке, лег и моментально уснул.

Прошлой ночью я спал не более трех часов, но шестое чувство, предупреждающее преследуемых об опасности, думается, заставило меня проснуться прежде, чем здесь оказались первые туристы. Чиркнув спичкой, я взглянул на часы и увидел, что уже без четверти девять. Я не имел ни малейшего понятия, когда могильник открывается для осмотра, но предполагал, что это случится довольно скоро. Амин вряд ли появится раньше половины одиннадцатого — ему надо сделать массу покупок. Но я надеялся остаться незамеченным, поскольку древности Александрии сильно уступают величественным развалинам долины Нила и привлекают относительно немного туристов.

Трехчасовой сон почти не освежил меня. Я чувствовал себя разбитым; мысль, что меня разыскивает полиция, отнюдь не воодушевляла, и в таком безрадостном настроении я вскарабкался по шаткой лестнице на край ямы.

Вокруг не было ни души. Выбрав место, откуда можно видеть вход без риска быть замеченным, я уселся меж двух больших каменных глыб, почти скрытых густой крапивой, и стал ждать. Вскоре показался сторож и с ним четверо посетителей, но они даже не взглянули в мою сторону. Затем каждые полчаса стали появляться группы людей, и в половине двенадцатого на краю ямы наконец-то возникла высокая фигура Амина. Он был один — гиды имели свободный доступ ко всем памятникам древности, и сторожа никогда не сопровождали их. Он спустился в яму и украдкой оглянулся. Не увидев никого вокруг, я последовал за ним.

Слава Богу, он точно выполнил указания, переданные ему Гарри. Он принес все, в чем я нуждался, включая пару больших бутербродов с ветчиной и несколько бананов на завтрак.

Он купил белую дешевую хлопковую рубашку с открытым воротом, пару легких полосатых брюк, потертое габардиновое пальто и видавшую виды соломенную шляпу. Вскоре из индейского воина я превратился в бедного греческого рабочего, но моя кожа все еще сохраняла темный оттенок и следы боевой раскраски. Убрать раскраску оказалось простым делом, но вернуть коже естественный цвет удалось лишь с помощью Амина. Когда мы прятали в густой траве, которой зарос пустырь, индейский костюм, с минарета ближайшей мечети до нас донесся мелодичный крик: «Хаййя-аля-эс-Салят! Хаййя-аля-эс-фалах!», призывавший мусульман на молитву. Был уже полдень, и я сказал Амину, что нам надо сесть на поезд, отправляющийся в три часа в Каир.

Я дал ему немного денег, велел купить билеты во второй класс и потом встретиться со мной в дешевом привокзальном ресторанчике, где, по его словам, я не привлеку внимания в новом одеянии.

Правда, при ярком свете дня я не решился лезть через ограду и боялся, что сторож, впустивший одного Амина, удивится, увидев его выходящим вместе со мной. Но арабские баввабы ленивы, и при выходе нас никто не окликнул.

Поджидая Амина в маленьком ресторанчике, я узнал, что мое исчезновение было главным событием, обсуждавшимся в утренней прессе. К счастью, у них не нашлось моей фотографии, но подробное описание сопровождалось просьбой немедленно заявить в полицию, если я буду замечен.

В газете поместили фотографию сэра Уолтера и довольно стандартное сообщение об убийстве, зато целых четыре колонки посвящались его карьере. Прочитав их, я убедился, что он был гораздо более значительной фигурой в ученом мире, чем я полагал.

Мой побег с корабля, судя по всему, убедил репортера, что именно я убил археолога, и я почувствовал себя настолько подавленным, что совсем было решился идти в ближайший полицейский участок, но какое-то необъяснимое упрямство удержало меня. Без всяких оснований я предположил, что, если удастся провисеть на хвосте О’Кива еще несколько часов, то, возможно, у меня на руках окажутся улики против него.

Но заботы, слава Богу, никогда не влияли на мой аппетит, и простой, но обильный ланч как нельзя кстати подбодрил меня. Мы без приключений заняли места в вагоне, предварительно удостоверившись, что О’Кив действительно едет тем же поездом, и в положенное время состав тронулся в путь.

Мне уже доводилось путешествовать по этой дороге, и я всегда испытывал большой интерес к окружающему пейзажу. О Египте часто думают, как о стране песка, но Дельта являет собой совершенно иную картину. Ее богатая почва, затопляемая при каждом разливе Нила, разветвляющегося здесь на пять рукавов, дает три урожая в год, и каждый ее дюйм тщательно возделан. В некотором смысле ландшафт Дельты напоминает Голландию: те же простирающиеся, насколько хватает глаз, плоские зеленые поля, а местами иногда большой белый или красный парус загадочно скользит над полями вдоль невидимого канала.

Обе страны, однако, сильно различаются в деталях. Треугольный парус египетской фелюги мало напоминает паруса голландской баржи; шпили на горизонте, которые можно увидеть в Голландии, здесь оказываются минаретами или куполами мечетей, разбросанных среди пальмовых рощ Египта, а голландские деревушки с веселыми домиками и аккуратными садами превращаются в невероятно убогие арабские селения.