Александр Мартынов - Подкова на счастье

Тимка, кстати, по сторонам всё-таки посматривал. Окружающие были одеты всё в те же народные костюмы. У парней — просто длинные волосы, у девчонок волосы заплетены в косу или убраны назад под вышитой повязкой. Ножи на поясах у всех без исключения. И все босиком. Нет, стоп. Дядя в мягких сапогах, и один парень — очень светловолосый — в кожаной одежде, как вчера Игорь, но и в сапогах тоже…

И всё-таки завтрак не задержался — все дружно работали челюстями. Тимка жевал пирог (он оказался с земляничным вареньем), когда дядя отодвинул свой «прибор» и, опять встав, понастоящему поклонился девчонке в дверях — молча, она ответила наклоном головы — и, сев, заговорил, ни от кого, впрочем, не требуя какого-то особого внимания:

— Выходные сегодня знаете у кого? — кивки. — Остальные по работам.

Слушать — кому что…

В общем, через какие-то десять минут в зале никого не осталось — кроме убиравших со стола девчонок и самого Тимки, которого не назвали и которого это почему-то очень обидело. Сидеть за столом, когда вокруг работают, было как-то неудобно, и Тим, вздохнув, поднялся и направился было в свою комнату наверх, разобрать вещи… но потом передумал и заглянул в «класс».

Сунув туда нос, Тим неожиданно обнаружил там рыжего ночного знакомца Владислава — сидя за одной из парт, он читал толстую книгу. Другой парень — кажется, Найдёнов — сидел за компьютером, на экране которого медленно ползли странички какого-то интернетиздания. Тимка подошёл потихоньку и понял, что это что-то, связанное с физикой.

— Сейчас же каникулы… — вырвалось у него. Не отрывая взгляда от экрана, парень сказал:

— Каникулы для кого?

— Ну… для всех, — Тимка пожал плечами. — Или ты не в школе учишься?

— В школе, в одиннадцатый перешёл… У нас только Игорь в ВУЗе, он гений… — это было сказано просто и свободно. — Понимаешь, Тим — каникулы даются не для того, чтобы отдохнуть от знаний, а для того, чтобы отдохнуть от школы. Мозги же выключить нельзя — щёлк и отрубил. Если тебе что-то на самом деле интересно — то этим занимаешься всегда, всю жизнь, в любое время года… Нам каникулы не нужны, у нас же нет обычной школы с её напрягами… — он потянулся и мыщью отключил страницу. — И учим мы только то, что действительно важно. Нас никто не грузит ни валеологиями, ни экологиями, ни экономиками…

1. Примерно лет до 12–14 дети не понимают слова «вкусный» в отношении обычной еды. Как бы хорошо она не была приготовлена, они воспринимают её лишь как средство утоления голода и не умеют, например, оценить хорошо приготовленный суп или котлеты, не идя в оценке дальше просто слов "вкусно — невкусно", которые сами не могут объяснить. Умение ценить вкус еды означает (в числе прочих признаков), что ребёнок становится подростком.

— Такой науки вообще нет, — подал голос Рыжий. — Она всегда какаято. Историческая, политическая, географическая… В связи с чем-то.

— Ну вот тебя не спросили, — хмыкнул Найдёнов, опять щёлкая мышкой. Тим с интересом спросил:

— А почему ты мышкой кликаешь, а не кнопками? Быстрее…

— Это как? — старший парень запрокинул голову.

— Ну ты что, не знаешь, что ли? — Тим нагнулся к клавиатуре. — Вот… ну, например… Alt+F4 — это закрыть. — Shift+F12 — сохранить…

— Интересно, — Найдёнов почесал нос. — Откуда ты знаешь?

— Да он в компьютер играл, — снова подал голос Рыжий.

— Ну играл, ну и что? — с вызовом выпрямился Тим. — Можно подумать, вы не играли.

— Ты знаешь — нет, — покачал головой Найдёнов. — Мы пробовали, конечно… Ненужно это, а главное — неинтересно. Суррогат жизни. Типа сои вместо мяса.

— Хуже, — опять вставил реплику Рыжий. — Соя безвредная.

— А что интересно? — Тимка почти разозлился. Может быть, потому что уже слышал такие слова много раз, но их говорили взрослые, а тут — почти его ровесники. — Что вы, такие супермены, что ли?

— Рыжий, — сказал Найдёнов. — Покажи ему… И кстати, Тим. Мы тут получаемся почти все Славки. Так он — Рыжий. Я — Найдён. Так и зови, не жмись.

— Пошли, — Рыжий подошёл, отложив книжку.

— Куда? — напрягся Тимка.

— Кушать мясо, — засмеялся Рыжий, скаля белые ровные зубы.

… Что ты хорошо умеешь делать, если не на компьютере? — без насмешки спросил Рыжий, когда они с Тимом вышли на стену. Но Тимка всё-таки обиделся:

— Много чего.

— Например, — терпеливо сказал Рыжий. И Тим вдруг понял, что… что в сущности он ничего и не умеет так особенно, чем можно было бы козырнуть. Рыжий ждал, разглядывая бесконечный лес, а потом вдруг спросил:

— У тебя брат или сестра есть?

— Не, нету, — покачал головой Тимка.

— А у меня брат… ну да ты его видел. Мы из Петербурга с ним.

— А… родители? — несмело спросил Тим.

— А… — Рыжий пожал плечами. — Я не знаю. Мы детдомовские, только сбежали… Не кормили почти, били. Я помню хорошо… Ему — ну, брату — тогда семь было, мне восемь. Нас дядя Слава подобрал. Вернее Игорь.

Мы в коробках ночевали… Плохо, что у тебя никого.

— А родители? — оскорбился Тим. Рыжий вздохнул:

— Они не навсегда… Смотри, красиво, правда?

— Красиво, — согласился Тим искренне. — Очень хорошее место вы выбрали.

Вместо ответа Рыжий коротко и резко свистнул — двое поднимавшихся на откос мальчишек подняли головы.

— Давайте сюда! — и он обратился к Тиму. — Ну раз ты сам не знаешь, что ответить, то вон Зима с Борькой сейчас тебя и проверят… Они освободились, кажется…

— В смысле проверят?. — осторожно спросил Тимка. Рыжий ничего не сказал…

…Зима — Зимний Олег — оказался опять тот же парень, который был на фотке с конём. Борька Пришлый был мальчишка на год младше Олега и самого Тимки. В отличие от самого Тима они объяснений требовать не стали и, когда Рыжий ушёл внутрь комплекса, Борька кивнул:

— Пошли, раз так.

— Пошли, — пожал плечами Тим. Он решил больше ничего не спрашивать, хотя понял, что его ожидает какое-то испытание. Это вдобавок подтверждалось тем, что оба парня помалкивали и были совершенно серьёзны.

Сразу за Светлояром начиналась узкая, еле заметная тропа, уводившая круто вверх между могучих деревьев, под которыми лежала вечная тень. Там, где тропка окончательно уходила в лес, стояла деревянная скульптура: столб в человеческий рост, на котором были намечены суровое лицо с усами и бородой, остроконечный шлем и руки, прижимающие к груди меч и щит. Под навесом у скульптуры горел в звездообразной восьмиконечной яме костёр — туда как раз подкладывал дрова мальчишка лет девяти. Тим не запомнил всех за столом и не смог бы сказать, кто это. Мальчишка спросил: