Михаил Белов - Полюс холода

Кун считал себя опозоренным на все побережье. Он, лучший охотник, не мог справиться с медведем! Тут каждый смеяться будет. Эти мысли не давали покоя Куну. Правда, и случай был исключительный. Медведь напал внезапно, и Куну пришлось бы плохо, если бы не подоспел на помощь Ошлыков. Он всадил нож в зверя в тот самый момент, когда медведь подмял охотника под себя. Об этом случае Ошлыков никому не рассказывал, и за это уважал его старый охотник.

— Как охота, Кун? — спросил Ошлыков для начала разговора.

— Удача никогда не приходит одна, за ней тянутся другие удачи, — степенно ответил старый охотник, и, в свою очередь, спросил: — А твоя хорошо белкует, Кузя?

Приятели встречались редко и всегда случайно, вот как сейчас. Но ни тот, ни другой не приглашал друг друга в гости. Так уж повелось у них с первых дней знакомства. При встречах — чаще всего это случалось на заготпункте или где-нибудь на привале у костра — они молча выпивали по нескольку кружек чаю, чтобы потом разойтись в разные стороны. Разговаривали преимущественно о погоде, об охоте, вспоминали забавные случаи, которые с ними происходили в жизни.

Ошлыков заранее знал, как пойдет у них разговор, поэтому не спешил. Он заказал спирту, разлил его в два стаканчика и, чокнувшись, выпил. Его собеседник выпил спирт мелкими глотками и начал закусывать. Потом выпили еще по одной. Ошлыков рассказал, как он два дня выслеживал соболя и не поймал его.

— Видать, и тебе не повезло, друг Кун, — заметил Ошлыков, сверля старого охотника своими черными глазами.

— Искал, не нашел, — лаконично ответил Кун.

— Видел… А какого зверя ты выслеживал, друг Кун?

Кун не хотел рассказывать, потому что тайна принадлежала не ему. А чужие тайны зверобой хранил, как спички на охоте. Он помнил предупреждение человека из района — молчать. Но совесть не позволила ему солгать другу. Поэтому он замялся, не зная, что сказать.

— Выходит, тайна? А я-то думал: Кун мне друг.

— Ай-яй, Кузя! — покачал головой старый охотник.

— Не хочешь — не надо. Нынче, видать, ты совсем ослабел, не можешь ходить в тайгу белковать, а зверя ищешь возле речки.

— Обижай не надо, Кузя, не надо обижай.

Кун не успел договорить. В чайную вошли Лагутин и молодой человек высокого роста.

— Прошу знакомиться: наши лучшие промысловики, — представил охотников Лагутин.

— Очень хорошо! — произнес молодой человек, протягивая Ошлыкову руку. — Ветлужанин, будем знакомы.

Потом он поздоровался с Куном, назвал свою фамилию и так же, как Ошлыкову, сказал: «Будем знакомы!» Старый Кун сразу же узнал в прибывшем человека из района, навестившего его в Комкуре. Узнал Куна и Ветлужанин, но виду не подал. Он с любопытством разглядывал Ошлыкова, о котором уже успел наслышаться.

«Вот он какой — живой старообрядец, — подумал Ветлужанин. — Рожа ой-ой! Не хотел бы я с ним встретиться на большой дороге».

Ошлыков расплатился с буфетчиком и стал собираться в дорогу.

— Ну, бывай здоров, Кун. Бог даст, еще встретимся!

— Ай, Кузя, ай, Кузя! — говорил старый охотник, не то радуясь, не то печалясь отъезду друга.

Когда Ошлыков вышел, Ветлужанин спросил Лагутина:

— Вы знаете, где он живет?

Евгений Корнеевич отрицательно покачал головой.

— А вы, Кун, — обратился Ветлужанин к охотнику, — вы бывали на заимке Ошлыкова?

— Не бывай…

— И не знаете, где его заимка?

— Моя туда не ходи, злой духа там сиди. Зверя стреляй нет, Кун не ходи.

— Ну, кто-нибудь вообще бывал у Ошлыкова? — помешивая чай, спросил Ветлужанин.

— Едва ли! — усомнился Лагутин. — Известно, старовер, все подальше от людей.

— На какие же доходы он живет?

— Белкует.

— Много народа сегодня будет? — меняя тему разговора, спросил Ветлужанин.

— Человек тридцать соберется.

— Это более чем достаточно, товарищ Лагутин. Как бы о предстоящей лекции объявление вывесить? У меня и афиша с собой.

— Все будет в порядке, товарищ Ветлужанин. Культурным силам мы всегда рады.

Лагутин позвал буфетчика и, вручая ему афишу, свернутую в трубку, приказал:

— Прибейте на дверях магазина.

Кун был обижен на человека из района, не признавшего его, старого знакомого. Вечером после лекции он сразу же ушел в общежитие охотников и лег спать. Но сон не шел. Кун долго ворочался с боку на бок и только под утро немного задремал. На рассвете, когда в темном небе еще сверкали тысячи звезд, он закрыл за собой двери общежития и покинул заготпункт.

…Якут и Щеголь второй месяц жили в землянке. Все необходимое им доставлял Старовер. Последний раз он приезжал почти три недели назад. За это время у обитателей землянки иссякли все продукты, и второй день они не имели во рту ни крошки хлеба. Впрочем, Якут-то был похитрее Щеголя: для себя он кое-что припас на черный день.

— Не жизнь, а жестянка, — зло проговорил Щеголь.

Он лежал на топчане, задрав ноги. Его сейчас скорее можно было назвать неряхой, чем щеголем: обросший, грязный, с горящими, как у голодного волка, глазами.

После того как, наставив дуло пистолета, он заставил Старовера и Якута поровну поделить деньги, его признали равноправным членом компании. Долгими зимними вечерами Якут рассказывал о князецком роде Старковых, о том, что все земли, которые простирались на сотни километров вокруг, должен был унаследовать он, Мичин Старков.

— Когда придут американцы, — возбужденно шептал он, — я все-все отберу. Оймякон будет мой. Комкур тоже мой, олени мои — все мое… Я буду самый богатый! А ты будешь у меня самым главным пастухом. И золото я найду. Скажут мне… я заставлю сказать…

В такие минуты Щеголь не на шутку опасался Якута, выкрикивающего слова в припадке бешенства. Успокоившись, Якут мрачно клялся:

— Я отомщу! Я сожгу Комкур…

Щеголь в душе презирал Якута, но виду не подавал.

— Слушай, Якут, что ты тут торчишь? На твоем месте я давно бы укатил из этой дыры.

— Куда?

— Свет велик.

— Нет, для нас с тобой он очень узок. Чуть что — сразу в каталажку. Но Мичин — старая лиса, он будет ждать своего американского друга, долго ждать… И сын будет ждать…

— Ты женишься? — изумился Щеголь, приподнимаясь с топчана.

— Да, если Мичин не дождется американского друга, то сын его — молодой князец Старков — дождется. Мичин все предусмотрел. Мичин — старая лиса.

Щеголь приподнялся и уставился на Якута: всерьез это он или блажит? На лице князца блуждала улыбка. Щеголь понял, что Якут верит в то, что говорит.

— Мелешь ты ерунду. Не придет американец сюда и не вернет тебе земли. Жди, как же!