Виктор Егоров - Приключения 1969

— Им только и дела — жениться да заниматься коммерцией. Побыли бы в нашей шкуре и не вспомнили бы о женитьбе, — проворчал Холмс.

— Никаких компрометирующих данных на Зульцера у нас нет. Мы обеспечили его тогда хорошим наблюдением. Помните иранца Али? — спросил Хамбер.

— Это того, что недавно устроили в португальское посольство?

— Да. Он работал у Зульцера слугой и сообщал нам о каждом его шаге. Кроме того, адвокат Сафари охарактеризовал Зульцера как человека, ненавидящего нацизм.

— Ну, аллах с ним, с этим Зульцером. Пойду возвращу паспорта. Неплохо бы Али снова направить к нему на службу, — сказал Холмс и вышел.

С аэродрома супруги Зульцер поехали на квартиру, на которой жил Светлов в первое свое пребывание в Иране.

— А если квартира занята, где мы остановимся? — спросила Анна.

— Я думаю, хозяин получил мою телеграмму из Берна. В его распоряжении было несколько дней, и он, полагаю, успел подготовить квартиру. Если в ней живут, то он подыскал для нас что-нибудь подходящее. В крайнем случае остановимся пока в гостинице.

Беспокойство Анны оказалось напрасным, квартира была свободной.

Вечером они оба встретились с Глушеком.

— Я очень беспокоился, когда вы не пришли на явку. Хорошо, что Берлин сообщил о задержке в пути, — информировал их Глушек.

В нем никто не узнал бы неряшливого старика. Он был в отутюженном костюме, белоснежной сорочке, подтянутый.

Светлов рассказал, что должен сделать Глушек, не посвящая его в суть операции.

— Поместить гостей можно на постоялом дворе Гусейн-хана. Это преданный нам человек. Когда-то состоятельный, он разорился и очень нуждался, я помог ему материально. На наши деньги он открыл опиумокурильню и постоялый двор. Внешне это убогое помещение, но там можно создать известный комфорт.

— Но такие заведения обычно привлекают внимание полиции, — заметил Светлов.

— О, насчет этого беспокоиться нечего. У Гусейн-хана прекрасные отношения с блюстителями порядка. Он не скупится.

Анна не вмешивалась в разговор, но внимательно рассматривала Глушека.

— Надо в ближайшие дни снять два дома, один поблизости от русского и английского посольств, второй у американского. Такие, чтобы из них можно было наблюдать за этими посольствами. Надо найти изолированные дома.

— Я понимаю, что требуется. Сделать это нетрудно. Вы сами знаете, снять здесь дом не проблема.

— Надо сделать это так, чтобы не выдать наш интерес к посольству.

— Не беспокойтесь, все будет в порядке.

Светлов знал, что вряд ли немецким парашютистам дадут добраться до Тегерана, а тем более воспользоваться снятыми домами, но все же дать такое задание Глушеку надо было, учитывая, что он связан с Берлином и оттуда могли запросить его, как дела с подготовкой укрытия.

Разговор зашел о Берлине, у Анны и Глушека нашлись там общие знакомые.

Уходя, «герр Зульцер» договорился с Глушеком, что он зайдет к нему на следующий день и они поедут осмотреть помещение для парашютистов у Гусейн-хана. Время он назначил так, чтобы выкроить час на встречу со своими. Придумать другой предлог для отлучки из дома он не мог. Анна знала, что в Берлине ему запретили встречаться со своими старыми знакомыми и агентурой за исключением Глушека и Махмуд-бека.

Прошло еще несколько дней после приезда Светлова в Тегеран. Панков и Авдеев дважды выезжали для встречи со Светловым, но он не появлялся. Им было понятно — мешала Анна. Лишь на третий раз Светлов пришел в условленное место. Он сел в их автомобиль. Авдеев познакомил его с Панковым, и сразу начался оживленный разговор. От этих людей, от их речи, то неторопливой, то быстрой, веселой, с шуточками, на Светлова повеяло Родиной. Ему казалось — он не наговорится, так соскучился по родной речи. Рассказал о том, что пришлось ему пережить, как тоскует по Родине — хотя бы глянуть на нее одним глазком. Затем разговор перешел на служебные дела. Светлов сообщил о своих встречах с Шелленбергом, о происшествии на швейцарской границе, о встрече с Глушеком, о Гусейн-хане. Глушека он охарактеризовал как опасного противника, дельного и собранного человека, который для отвода глаз маскируется под старого неопрятного болтуна. Решили вести наблюдение, за Глушеком и Гусейн-ханом. Нельзя было исключить и того, что Глушек мог получить по рации непосредственно из Берлина задание внимательно следить за деятельностью Зульцера. Договорились, что «герр Зульцер» поедет на ирано-турецкую границу и встретится там с Махмуд-беком.

Утром Авдеев и Смирнов, оба в штатском, сидели в автомобиле поодаль от дома Гусейн-хана. Они решили сами понаблюдать за ним.

Тот вскоре появился на, улице и направился к зданию фирмы, в которой работал Глушек. Пробыл там около часа, а затем пошел на базар.

Гусейн-хан был высокий, крепкого сложения человек лет сорока, с лицом, обезображенным оспой. Болезнь не пощадила даже бровей. Вместо них над глазами торчало несколько кустиков волос, а нос напоминал кусок губки.

Перед входом на базар дорогу Авдееву и Смирнову преградила толпа зевак, смаковавших уличное происшествие. Какой-то парень, видимо безработный, схватил с подноса бродячего торговца кусок дыни. Это видел стоявший неподалеку долговязый ажан. Он направился к парню, но тот мигом юркнул в толпу.

— Раст, педер-сухте![4] — закричал полицейский.

Его свисток залился тревожной трелью, но парень был уже далеко.

— За этот засиженный мухами кусок дыни несчастный мог попасть в тюрьму, — слышалось в толпе. — Да хранит беднягу аллах!

Не выпуская Гусейн-хана из виду, Авдеев и Смирнов, пробившись сквозь толпу, очутились перед большой полукруглой аркой со ступенями, уходящими вниз. Спустились и пошли по крытым улицам, наполовину уходящим в землю, с лавками по обеим сторонам. Лучи солнца, пробиваясь сквозь решетчатую застекленную крышу, пятнали яркими бликами пыльные дорожки. Гусейн-хан зашел в лавку, где продавали постельные принадлежности, долго торговался и, наконец, купил десять комплектов постельного белья, уплатив деньги, написал на клочке бумаги адрес, куда доставить товар.

— Готовится к приему гостей. Начинает выполнять задание Глушека, — заметил Авдеев.

Гусейн-хан направился в другой конец базара, мимо витрин с серебряными вазами, тарелками, рюмками, мимо гор разрисованных кувшинов и мисок, зашел в магазин, в котором продавались одеяла. Пробыл он там долго, видимо торговался.

Вокруг Авдеева и Смирнова толпились бродячие торговцы. Они кричали и шумели, нараспев перечисляя достоинства товаров. Тут же бродили дервиши с талисманами: бумажками со стихами из корана, камешками с выбитыми на них словами, якобы имеющими скрытый смысл, мешочками с щепотками святой земли из Кербеллы. К покупателям приставали нищие. Их было множество. Оборванные, безрукие, безногие, слепые, покрытые язвами, они стонали и плакали, показывали свои увечья и просили, кто чем может, помочь.