Луи Буссенар - Сын парижанина

Меринос вскрикнул. Он не так твердо держался на ногах, как заправский моряк Тотор, да и обезьяньей ловкости у него не было. Поскользнувшись, американец потерял равновесие и упал.

— Хватайся, держись! — крикнул француз, мечась как бесноватый.

Меринос не выпустил из рук коры, и рывок его падения окончательно сдернул со ствола ее громадный пласт. Вожделенный «плот» отвалился и исчез в брызгах и водовороте пены. Молодые люди последовали за ним, потом быстро вынырнули.

Тотор оказался прав. Обломок выдержал бы и десятерых. Схватившись за края, они в конце концов уселись на нем.

— Уф! Все в порядке, не зря трудились! Видишь, Меринос, какая плавучесть!

— Да, жаль только, что у нас нет ни весла, ни багра, ни шеста, ничего, чтобы управлять плотом.

— Приспособлений маловато, — согласился Тотор, — но будем мужественны. Хотя дела не блестящи, а все же куда-то плывем, и то хорошо! Правда, в сидячей ванне, где даже скамеечки нет!

— Подумаешь! Промокнем чуть больше, чуть меньше — какая разница! Конечно, этому обломку далеко до моей яхты «Морган». Представляешь, — четыре сотни лошадиных сил в паровой машине. Паруса, бело-золотая корма, кают-компания отделана кленом и палисандром![71] Первоклассный экипаж — двадцать пять человек!

— Черт возьми! Согласен, что мы с тобой — не на увеселительной прогулке. Но мы все же движемся, смотри!

Плот, который несколько раз развернулся, теперь плыл между полузатопленными деревьями. Легкое течение подхватило его, и он медленно скользил под ветвями, иногда задевая стволы, но не опрокидывался.

Благодаря устойчивости, объясняющейся его весом и размерами, молодым людям не грозила ежеминутная опасность упасть в волны.

Мало-помалу скорость увеличивалась, плот вошел в большой лес, постепенно редевший, и наконец выплыл на залитую водой, простиравшуюся до бесконечности равнину.

— Куда же мы направляемся? — размышлял Тотор, глядя на солнце, исчезавшее за горами. — Вот это да! Кажется, на восток!

— Значит, в глубь страны?

— Конечно! Иными словами, уходим от Ребурна и цивилизации.

— Ужасно! Положение осложняется!

— Да и темнеет… Где же мы пристанем?

— Где повезет.

Минут через десять мрак накрыл всю округу. Плот, подхваченный, как соломинка, сильным течением, несся неизвестно куда.

Молодые люди прижимались друг к другу, сидя по-турецки на морщинистой коре, и вслушивались в страшный грохот наводнения, поглощающий все остальные звуки. Они мчались по водной глади, в которой дрожали отражения звезд, стрелой проносились мимо каких-то черных глыб. Им поминутно казалось, что их «плот», того и гляди, налетит на скалы, попадет в стремнину водопада, будет сброшен в бездну. Так, в предсмертной тоске, проходили мучительные часы.

— Черт побери! Мы идем со скоростью больше десяти лье в час, — заметил парижанин, — должно быть, попали в лапы дьявола или скоро к нему прибудем.

— Ну и хорошо! Лишь бы скорее кончилось. Хватит с меня, не хочу болтаться словно щепка, сил больше нет, ноги свело, в желудке урчит от голода. Не глупо ли все это? Лучше уж сразу на дно…

— Как, ты еще недоволен? После такого-то букета приключений? Чего же тебе еще надо? Я так в восторге — иду по славным следам отца! Потерпи чуток… Скоро рассветет, оглядимся, где мы, тогда попытаемся пристать и поищем еды.

— Хотя бы хорошую сигару, чтобы перетерпеть, — проговорил Меринос.

— А мне хотелось бы еще и картошки слопать.

— Опять ты надо мной смеешься, — заметил американец.

— Ничуть. Я только говорю о своих вкусах, — отозвался Тотор. — Но вот и солнце… О сияющее светило! Привет тебе и благодарность! Ага, — перемена декораций!

Действительно, местность совершенно изменилась.

Наводнение окончилось. Его шум, впрочем, прекратился еще раньше. Плот мчался по узкому, быстрому и глубокому потоку, который окаймляли скалы, выступавшие из красного песка. Справа и слева тянулась унылая равнина без зелени, без цветов и птиц. Видны были лишь выжженные солнцем травы да редкие карликовые кусты с пожухлыми листьями.

— Невесело, — заметил разочарованный Тотор.

— Настоящая пустыня, в которой мы умрем от голода, — проворчал Меринос.

— Во всяком случае, не от жажды, — ответил Тотор.

Говоря это, он протянул руку и зачерпнул горстью прозрачную воду, но тут же выплюнул ее с гримасой отвращения.

— Да она соленая, как в море!

— Видишь! Ни воды, ни плодов, ни дичи, ни корней. Нам конец, — сказал Меринос.

— Погоди, на паникуй.

— Чего же ждать?

— А лук и стрелы, которые издали придают мне сходство с Аполлоном, богом искусств и охоты? Я берусь наполнить наши кладовые…

Вдруг плот начал раскачиваться и зарываться носом. Берега сузились. Течение становилось все быстрей, и вскоре друзей внесло в ущелье.

— Держись! — крикнул парижанин. — Тут придется нелегко!

Пробковый плот стрелой летел по теснине. Тотор и Меринос чувствовали, как он обламывается на невидимых острых камнях, но все же проскальзывает, обходя самые опасные места. Вдруг они выплыли в чудесное ярко-синее озеро.

Течение понесло их к берегу. Невдалеке от воды возвышалось дерево необыкновенных размеров. Одно-единственное.

Измученный, мокрый Тотор поднялся, готовясь прыгнуть на берег, взглянул на дерево и вдруг сказал:

— Эй, Меринос, успокойся!.. Мы в цивилизованной стране — на дереве повешенный!

ГЛАВА 7

Неизвестная жертва. — Муравьи-солдаты. — Пуговицы американского портного. — Пересмешник. — Обезоружены, — Съедобная кора. — Неприятное пробуждение. — Мистер Пять и мистер Шесть. — Обвинены в убийстве. — Удар кнутом. — Живыми или мертвыми!

Тотор и Меринос спрыгнули с плота. Спины ломило. Разминая сведенные ноги, они, шатаясь, подошли к очень странному дереву, сам вид которого изумил их.

Представьте себе громадную глиняную бутылку[72], высотой в семь-восемь метров! «Бутылка» стояла на желтом песке. Суженная у основания (метра два в диаметре), она расширялась в середине, снова делалась ýже и образовывала «горлышко», от которого во все стороны расходились ветви этого великолепного представителя флоры.

Серая кора казалась гладкой, и по ней струился сок. Капли блестели на солнце, как россыпь драгоценных камней.

Несмотря на неважное состояние духа и тела, Тотор, конечно, не преминул бы отпустить какую-нибудь шутку по поводу сего феномена[73] австралийской природы, чудеса которой неисчислимы.