Василий Ардаматский - Ленинградская зима

Ознакомительный фрагмент

– Я это понимаю, – слабо улыбнулся Чепцов. – В сороковом в Риге я их уже видел. И они меня – тоже. Волнует, что тут – Россия…

Они свернули на грейдерную дорогу, сильно разбитую прошедшими войсками. Разговаривать стало трудно. Машина то и дело заваливалась в ямы. Они стали смотреть по сторонам, но ничего не было видно – у дороги густо росла посеребренная пылью скучная ольха.

– Узнаете родную природу? – спросил Аксель.

– Моя родная природа – Берлин, Грюневальд, – ответил Чепцов.

Машина прыгала на ухабах…

В штабе дивизии их уже ждали. Они пересели в бронетранспортер командира дивизии и направились на позиции батальона, где Чепцов будет переходить линию фронта.

Впереди, рядом с водителем, сел командир дивизии – совсем моложавый полковник, очевидно, из «французиков» – так называли офицеров, выдвинувшихся во время французской кампании. На заднем сиденье между Акселем и Чепцовым втиснулся похожий на цыгана, рослый, шоколадно загоревший подполковник. Когда машина тронулась, он сказал Акселю на ухо:

– Рад познакомиться, я подполковник Рестель, возглавляю в восемнадцатой армии отдел «Один Ц».

Аксель слышал об этом отделе и о подполковнике. Они пожали друг другу руки.

– Хочу посмотреть, как вы будете это делать. – Рестель показал глазами на Чепцова.

– Технология примитивная, – улыбнулся Аксель, он не хотел вести этот разговор в присутствии Чепцова…

Из полуразрушенного кирпичного сарая на окраине сожженой деревни открывался далекий обзор местности – хорошо были видны и железнодорожная станция, и, чуть правее, ближайшая цель Чепцова – небольшой городок, который завтра в порядке разведки боем должен быть занят.

Когда стемнело, командир дивизии послал за свою передовую линию две группы разведчиков. Одну – к городу, другую – к станции. Вскоре обе группы вызвали на себя пулеметный огонь противника, и его огневые точки были зафиксированы артиллерийскими наблюдателями. Как только разведчики вернулись, начался огневой налет на позиции русских, а затем с правого фланга наискось, держа курс на станцию, пошли два танка.

Чепцов простился с Акселем, поблагодарил за помощь командира дивизии, перекрестился и вышел из сарая. Его шаги стихли в темноте. Командир дивизии спросил удивленно:

– Русский?

– Да. Когда примерно он должен перейти? – спросил Аксель.

– Через час, не раньше.

– Я не имею возможности ждать. Очень прошу вас, если это нетрудно, сообщить мне результат через штаб корпуса.

В штабе, ожидая, пока заправят бензином машину, Аксель разговаривал с подполковником Рестелем. Они сидели за столом в уютном садике позади дома, занятого командиром дивизии. Сад сонно шелестел пожухлой и пыльной листвой, но было тепло по-летнему. Полковник приказал подать кофе и оставил их вдвоем.

– Я вижу, ваш русский не из пленных? – спросил Рестель.

– Обожглись на пленных? – спросил Аксель, он не собирался углубляться в подробности. Этот Рестель был слишком самоуверен и немного раздражал своей бесцеремонностью.

– Да нет… Особых ожогов пока не имел, – ответил Рестель, весело смотря на Акселя черными глазами. – Надо только находить среди них подлецов. И тогда можете не волноваться.

– А как же это вы их определяете?

– По глазам, – хохотнул Рестель и продолжал: – Подлец – понятие надклассовое, наднациональное и даже надгосударственное. Подлец индивидуален и интернационален.

– Но все же, как вы их находите?

Рестель почувствовал заинтересованность Акселя и стал говорить серьезно.

– На войне подлец начинается с трусости. Я прежде всего интересуюсь, как данный индивидуум попал в плен. Вот случай. Индивидуум сам прибежал. Свои всадили ему пулю в ягодицу. Веду с ним задушевный разговор о прежней его жизни и о жизни его будущей, если, конечно, не случится с ним смерти, от чего я ему никаких гарантий не даю. И вижу – индивидуум самой величайшей драгоценностью на земле считает свою собственную шкуру. Хлоп! Капкан сработал! Вся дальнейшая игра идет на шкуре, как на арфе.

– Но он же и для вас останется трусом, – возразил Аксель.

– Вступает в действие простейшая формула: индивидуум узнает, что он будет жить на этой грешной земле только до тех пор, пока верно мне служит и выполняет все мои приказы. Чуть в сторону – смерть. И он идет по этой прямой, как паровоз сквозь туман. Нет, лет, полковник, поверьте мне: русский подлец нам полезен как никто.

С востока донесся грохот далекого артиллерийского огня.

– Не там, где мы были? – спросил Аксель, прислушиваясь.

– Севернее… гораздо севернее… – сказал Рестель, вдруг став очень серьезным.

– Тогда вернемся к подлецам. Я хотел заметить, что человек, которого там считают подлецом, для нас вовсе не подлец, и мы соответственно должны к нему относиться.

– Никакого противоречия! – возразил Рестель. – Придет срок, и я своего подлеца обласкаю, даже орден ему дам. Но вначале мой подлец знает, что он подлец, исходя из своих русских критериев поведения. И в этом его до поры до времени не нужно разубеждать. Если же вы сразу дадите ему понять, что его подлость для вас – ценный подарок, он сядет вам на голову. А если увидит, что вы не очень щедры на ласку, он обманет вас при первом же испытании…

Они беседовали о русских подлецах, попивая ароматный кофе в уютном садике на русской земле, слыша ее тепло, ее осенние запахи. Над ними было густое черное русское небо в редких и блеклых звездах…

В это время Чепцов уже подходил к окраине городка. Он совершенно спокойно прошел весь путь. Огородами пробрался до глухого переулка возле церкви и пошел по нему к центру города. Впереди он увидел силуэт грузовика и услышал голоса. Подошел ближе и стал смотреть. Две женщины выносили из склада тяжелые ящики, а мужчина – это был шофер – расставлял их в кузове грузовика.

– Бог на помощь, – сказал Чепцов, подойдя еще ближе.

– Если ты с богом, помоги, – сердито и сипло ответила женщина, тащившая на плече ящик…

Чепцов молча перехватил у нее тяжелый ящик и вскинул на грузовик. Он стал вместе с женщинами таскать ящики, пока они не загрузили кузов машины.

Женщины, шофер и Чепцов уселись рядком на бревнах передохнуть.

– Местный будете? – спросила женщина с сиплым голосом. Чепцов в темноте не мог ее разглядеть.

– Местный… – усмехнулся он. – Я от самой Риги местность ногами меряю. А по службе я военторговец. Доторговался вот…

– Гляди, Груня, наш товарищ по всем несчастьям. А я заведую тут магазином, это мой склад. Три дня грузовика не могла допроситься. Никому дела нет, а случись что, сам знаешь, подай сюда завмага.

Где-то в центре города сухо треснул разрыв снаряда, и тотчас над крышами там расплылось розовое пятно. Чепцов знал: началась артиллерийская обработка города, через час сюда пойдут танки. Но это началось почему-то раньше времени, о котором ему было сказано в штабе дивизии.