Лев Квин - В те дни

Но мне некогда выслушивать его жалобы.

— Где клей?

— Здесь, недалеко. Я его спрятал.

Мы подходим к концу квартала. На углу стоит урна для бумаг. Неожиданно Пётр наклоняется и начинает рыться в мусоре. Когда он выпрямляется, в его руках большая жестяная байка с клеем.

— Пошли! Ирма ждёт за углом.

Через минуту мы уже втроём. Ирма, конечно, волнуется — она ведь первый раз на практической работе, — но не подаёт и вида.

На улице как будто спокойно. Шпики сегодня, конечно, тоже не спят, но может быть дождь загнал их в подворотни и подъезды.

— Начали!

О порядке действий мы уже условились заранее. Пётр идёт впереди. Выбрав место для листовки, он внимательно осматривается и размазывает клей по стене. Мы с Ирмой идём под руку, тесно прижавшись друг к другу. Ни дать, ни взять — влюблённая пара. Плакаты с лозунгами у меня под дождевиком. Когда мы подходим к месту, где только что орудовал Пётр, я быстро наклеиваю плакат на стену. Ирма несколько раз проводит по нему рукой, чтобы лучше пристало. И всё!

Дело быстро продвигается вперёд. Вот уже расклеены десятки плакатов. Мы сворачиваем на другую улицу.

Я представляю себе, что будет здесь через несколько часов. По этим улицам идёт на фабрики и заводы трудящийся люд. Как рады будут рабочие, увидев в свой пролетарский праздник эти лозунги!

А потом примчатся отряды полицейских и начнут вместе с обалдевшими от неожиданной неприятности дворниками остервенело скрести стены. Но поздно. Рижские рабочие будут знать, что по всему городу расклеены прокламации, что коммунисты опять оставили охранку в дураках.

А вечером, возвращаясь домой, каждый будет внимательно приглядываться к стенам домов, отыскивая следы нашей ночной работы.

Вот наклеен последний плакат. Ирма вытирает носовым платком, измазанные руки. Пётр засовывает в подворотню пустую банку. Кругом. тишина.

— Как там у Кости, Юриса и Андрея, — шепчет Пётр.

— Наверное, всё в порядке. Они работали не так далеко от нас. Был бы шум — мы бы слыхали.

— Да, это опытные ребята…

Сзади раздаётся хрипловатый голос:

— Руки вверх! Вот так и стойте! Не поворачиваться, стрелять буду! Я из полиции.

Это происходит так внезапно, что мы в растерянности вскидываем руки вверх и в таком положении застываем.

Как шпик смог подобраться к нам? Видимо, он стоял прижавшись к забору, и мы в темноте остановились рядом с ним.

Как бы там ни было, он теперь хозяин положения. Быстро ощупав наши карманы и убедившись, что оружия у нас нет, он командует:

— Повернитесь! Рук не опускать!

И вот мы видим его. Низкорослый, широкоплечий усач стоит, расставив ноги и, довольный, усмехается. В руке его поблёскивает воронёная сталь пистолета.

— С Первым мая вас, господа коммунисты… — И, осветив наши лица карманным фонариком, он удивляется:

— Смотри-ка, совсем сопляки… О, даже барышня есть!

В голосе шпика звучит злое торжество. Да! У него есть все основания быть довольным. Улов, действительно, неплох. Сейчас он засвистит в свистульку, сбегутся шпики, и всё кончено. Утро мы будем встречать в каталажке.

В это время неподалёку раздаётся пронзительный вопль:

— А… а… а…

Мы вздрагиваем. От этого истошного крика в ночной тишине становится жутко.

— Что такое? Кто там? — нервно бросает в темноту шпик. Видно, и ему не по себе.

Крик обрывается и опять звучит с новой силой. Но теперь сквозь вопли можно различить и слова:

— Дяденька, дяденька, помогите!

Из ночи возникает щуплая фигурка мальчика. Он бежит к нам, продолжая кричать. И вдруг мы узнаём его: да ведь это Серёжка!

Вопль смолкает. И тут происходит нечто совершенно неожиданное. Остановившись напротив шпика, Серёжка делает резкий взмах рукой.

Шпик, охнув и уронив пистолет, хватается обеими руками за глаза. Он падает на землю и катается по ней, воя от боли.

Мы моментально разбегаемся в разные стороны. Схватываю за руку Серёжку и что есть силы тащу за собой.

Сзади раздаётся пронзительная трель полицейского свистка. Это ослеплённый шпик зовёт на подмогу.

Отбежав от места происшествия кварталов за шесть, я перехожу на шаг. Теперь можно перевести дух. Мы около вокзала. Несмотря на поздний час, здесь многолюдно. Опасность миновала.

— Чем ты его? — спрашиваю у Серёжки.

— Солью. И табачной пылью. Это я в выпусках «Великого сыщика Шерлока Холмса» вычитал, — скороговоркой отвечает он. — Вы не думайте, что я только Шерлока Холмса читаю. Это так, от нечего делать, в школе, когда скучный урок. А ведь я и «Как закалялась сталь», и «Мать», и «Белеет парус одинокий» читал и другие книги, которые вы Пете давали.

Я всё знаю: и про Павлика Морозова, и про Чапаева, и про Испанию.

Всё знаю.

— Не так громко, — шепчу я. — Ведь мы ещё не дома.

— Ладно, не буду, — говорит он и продолжает так же быстро и громко:

— Петя меня с собой взять не хотел, на ключ закрыл. А я, — он хихикнул, — а я уже давно научился дверь гвоздём открывать. Выскочил из дому, да как побегу за ним. И хорошо, что побежал, правда?.. Петя всё думает, что я маленький. А у меня мускулы во какие. Вы только пощупайте.

— Здорово! Прямо стальные… Ты, Серёжа, поступил, как настоящий пионер… Знаешь, что такое пионер?

— Ну, ещё бы… Это те, кто комсомольцам помогают. У них красные галстуки. Им говорят: «Будь готов», а они отвечают: «Всегда готов». Я по радио слышал.

Мы подходим к дому Петра. Пётр и Ирма уже ожидают нас здесь: значит, всё сошло благополучно.

— Нужно расходиться, товарищи!

Подаю руку Серёжке:

— Ну, спасибо тебе, выручил. До свиданья!

— До свиданья… А скажите, у вас принимают в пионеры?

Дома я долго не могу уснуть. Всё думаю о Серёжкином смелом поступке… «У вас принимают в пионеры?..» Силис как-то спросил, почему при комсомольской организации нашего района нет ещё ни единой пионерской ячейки. Не помню, что ему ответил. Кажется, сострил, что-де для детского сада подполье не приспособлено. А ведь Силис прав: надо создать, просто необходимо. Разве Серёжка не достоин быть пионером-подпольщиком? И ведь у многих из нас есть замечательные братишки и сестрёнки. На следующем заседании райкома обязательно поговорю с ребятами об этом…

Быть тебе, Серёжа, пионером! И подпольное имя мы тебе дадим — Павка. Расти таким, как Павка Корчагин… Начало этому уже положено…

Я засыпаю в эту первомайскую ночь с мыслью о первом пионере нашего района.

Жилец из соседнего дома

— Дзинь… дзинь… дзинь…

Старенькие стенные часы в соседней комнате, звеня и шипя, бьют девять раз. Как я зачитался!