Петр Лебеденко - Шхуна «Мальва»

— Вы чего тут, малявки, делаете? А ну марш отсюда. Быстро!

Но шкипер вдруг взял их за руку и тихо сказал:

— Ты что ж обидел этих, Глыба? Или рыба кончилась?

Глыба растерянно посмотрел на Шорохова и невнятно пробормотал:

— Да где же ее взять, Андрей Ильич? Вот Сашину и Юркину отдали, а больше нету. Всего-то было десяток лещей.

Шкипер засмеялся:

— Ты, Глыба, как фокусник: десять лещей делишь на двадцать человек — и каждому достается по две-три рыбины.

Глыба молчал, чуть отвернувшись.

— А моя доля целая? — спросил Шорохов.

— А как же, Андрей Ильич! Разве мы можем...

— Ну вот и отдай этим ребятам. А мы на уху еще поймаем...

Утро следующего дня выдалось по-летнему жаркое. Чистое небо слепило глаза.

В майке и лыжных брюках Нина стояла в шлюпке, привязанной к борту шхуны. В одной руке она держала небольшую кисть, в другой — банку с масляной краской. Только сейчас она закончила свою работу и теперь любовалась ею: буквы словно плыли по волнам, оставляя за собой еле заметный, дымчатый след.

— «Мальва», — громко сказала Нина. — Цветок простой, но гордый...

— Нина, к шкиперу! — крикнул Саша, наклоняясь над шлюпкой.

Шкипер сидел на своей койке, сложив руки на коленях. Когда в каюту спустились Юра, Нина, и Саша, он пересел на табурет, а их усадил рядом на своем месте. Потом сказал:

— Сегодня на ночь мы снова уходим в море. И, может быть, нам не придется вернуться назад...

Он посмотрел на ребят. Юра весь подался вперед, глаза его жадно ловили взгляд шкипера: он чувствовал, что Андрей Ильич скажем сейчас что-то очень важное, может быть, то, о чем он давно хотел услышать от этого человека. Нина смотрела на пустую стену каюты и внешне, казалось, была спокойна. Только ресницы вздрагивали, будто на них упал солнечный луч. Саша сидел прямо, постукивая пальцами о колено. Никто из них не проронил ни слова.

— Да, может быть, нам не придется вернуться назад, — продолжал шкипер. — И если кто хочет остаться...

Он видел, как они насторожились.

Юра Араки спросил:

— Почему мы можем не вернуться? Что-нибудь может случиться из ряда вон?

— Да.

— А конкретней? — настаивал Юра. И даже привстал, словно для того, чтобы лучше услышать ответ шкипера.

— Конкретней? — Шорохов положил руку на плечо Юры. — Ты сядь. И спокойнее. Нам предстоит выполнить да шхуне опасное задание...

Саша быстро бросил:

— Чье?

Шкипер улыбнулся:

— Наших старших товарищей. А старшие товарищи у нас одни: и у меня, и у вас.

— Я все-таки немножко не понимаю, о чем идет речь, — проговорила Нина. — Может быть, вы, Андрей Ильич, выскажетесь яснее?

— Ты все понимаешь, Нина, но во многом сомневаешься. Наверно, думаешь: «А кто такой, собственно говоря, наш шкипер? Бывший враг народа? Бывший член партии? Выходит, все бывший... Можно ли ему верить?» Так, Нина?

Нина пожала плечами:

— Я знаю, что вы — шкипер. Но когда речь идет о каком-то важном задании...

— И опасном, — подсказал Шорохов. — Таком же опасном, как, например, освобождение товарища Артема.

— Что?

Это восклицание вырвалось у Саши совсем неожиданно. Он тут же поспешил добавить:

— Мы такого не знаем.

Нина сказала:

— Помолчи, Саша. — И к Шорохову: — Я так и думала, Андрей Ильич, что вы об этом догадались... Дядя Андрей! — Нина впервые так назвала Шорохова. — Скажите: Артем Николаевич жив?

— Жив, — улыбнулся Шорохов. — И когда-нибудь вы с ним встретитесь.

Они говорили долго, счастливые и возбужденные. У них будто прибавилось сил от того, что они поверили: шкипер — свой человек, и настоящий.

На прощание Шорохов предупредил:

— С Иваном я поговорю сам.

Шкипер давно собирался это сделать, но все почему-то откладывал. Видя, как Иван ненавидит немцев, Шорохов думал: «Он пойдет до конца. На смерть пойдет, на пытки, такие не отступают»... И все же было в Глыбе что-то такое, что заставляло шкипера колебаться. Может быть, его настораживала уж слишком горячая, почти необузданная натура Ивана. Эта необузданность имела мало общего с железной дисциплиной, которая была необходима...

И Шорохов присматривался к Ивану: «В крайнем случае — спишу на берег, — решил он. — А пока пусть считает, что на шхуну мы пришли ловить рыбу...»

Шорохов вошел в кофейню, остановился у порога и окинул взглядом сидевших за столиком посетителей. Как обычно, в кофейне чадило несколько коптилок и только на стойке, за которой суетился Христо Юрьевич Араки, горела семилинейная лампа. Смрад, тяжелый запах плесени, сырости и перегорелого кофе ударил Шорохову в нос. Кто-то из-за дальнего столика крикнул пьяным голосом:

— Эй, шкипер, подчаливай сюда!

Андрей Ильич, не обратив внимания на окрик, подошел к стойке, сказал Христо Юрьевичу:

— Чашку кофе! Погорячей!

Христо Юрьевич налил кофе, поставил чашку на стол, спросил:

— С сахарином?

— Обязательно.

Христо Юрьевич положил рядом с чашкой два крошечных кусочка сахарину, но тут же второй кусочек подцепил на чайную ложку и бросил в коробочку.

Шорохов насторожился: это был условный знак, что в кофейне находится подозрительный человек, может быть, шпик.

Шкипер взял чашку и, ни на кого не глядя, пошел к столику. И когда уже сел и поставил чашку на стол, не поднимая головы, исподлобья начал приглядываться к людям. Многих из них шкипер знал. Вот за соседним столиком сидят Антон и Никифор Сушковы, в прошлом — рыбаки, сейчас — оба без определенных занятий. Изредка на своей старой байде они пересекают залив, меняют разное барахлишко на картофель и кукурузную муку, тем и живут. Когда-то, еще до того, как Шорохова посадили, братья Сушковы плавали у него на шхуне и души не чаяли в своем шкипере. Помнит Шорохов, как однажды пришел Антон на шхуну пьяный, с синяком под глазом, с ссадиной на лбу.

«Что это с тобой? — спросил он у Антона. — Никак до драки дело дошло?» — «Поговорил крупно с одним дружком», — ответил Антон.

В наказание за этот проступок шкипер не взял тогда Антона в очередной рейс, а после узнал: кто-то из приятелей Антона по пьяной лавочке оскорбил Шорохова, назвал его при Антоне не то салакой, не то медузой. Вот Антон и «поговорил» с приятелем. А Никифор тогда сказал: «Если этот гад еще слово подобное на шкипера ляпнет, со мной будет дело иметь!»

Да, было когда-то такое. Давно было. А теперь... Сидят Антон и Никифор Сушковы рядом, смотрят в сторону шкипера и не видят его. Нет для них шкипера. Нет, и все! Был раньше хороший человек Андрей Ильич Шорохов, любили его люди, а вот продался он немцам, променял свою душу на пару лещей да на сотню оккупационных марок, и не стало человека...