Аркадий Вайнер - Искатель. 1974. Выпуск №2

— Ваше лихоимство, Дедушкин, вынуждает нас быть нескромными и рассматривать картинки из интимной жизни посторонних людей, — с тяжелым вздохом сказал Савельев.

— А вы поберегите свое целомудрие, — посоветовал я ему, — не смотрите.

— Не могу — служба, верность долгу обязывает меня рассматривать все это очень внимательно, — ответил Савельев серьезно. — Тем более что девица напоминает — внешне, конечно, — одну мою старую знакомую, которая из всех театров предпочитала ресторан. Пришлось ей меня бросить. А вы так и не вспомнили, кто эти люди и где вы их фотографировали?

— Нет, не вспомнил. На курорте, наверное, в прошлом году. Лица-то вроде знакомые, а вот точно не припомню.

— Ну-ну, допустим, — сказал Тихонов. — А чего же вы себя не запечатлели в этом теплом коллективе?

— А я на первых тринадцати кадрах не снимаюсь. Примета плохая. Я как раз на следующем хотел сфотографироваться, да не успел, наверное.

— Такая предусмотрительность греет мое сердце, — сказал Савельев. — А где пленочку цветную достаете? Это же дефицит сейчас?

— В магазине на улице Горького была.

Савельев записал ответ, дал мне расписаться, потом поцокал языком и достал из ящика бланк.

— Ц-ц-ц… Никак эксперты наши ошиблись? Пишут-то чего: «Извлеченная из аппарата пленка производится в ФРГ компанией «ИГФИ», цветная, светочувствительность 17 дин, в СССР не импортируется».

Тихонов засмеялся и сказал:

— Дедушкин, сейчас самая пора схватиться за голову и заявить что-нибудь вроде: «Ах, старость — не радость, склероз проклятый» — и вспомнить, что аппарат вы давно купили вместе с пленкой у какого-то поиздержавшегося иностранца… Врать, так с размахом.

Положение у меня было, конечно, аховое, поэтому я доверчиво посмотрел на него, хлопнул себя ладонью по лбу и сказал с нажимом:

— Эх, старость — не радость! Склероз проклятый! Вспомнил! Я ведь давно купил этот аппарат вместе с пленкой у одного поиздержавшегося иностранца! Говорить правду, так с размахом, всю до конца! Чистосердечно, с искренним раскаянием!

У Савельева в глазах полыхнул нехороший огонек, но он, сморкач несчастный, постарался сдержаться и сказал невозмутимо:

— Давайте, Дедушкин, поразмышляем вместе над этими фотографиями.

— А чего там размышлять? Разлагается буржуазия как хочет, и все там, — сказал я вроде с юмором, но, наверное, раздражение мое уже заметно просвечивало.

— Э, нет, — не согласился Тихонов. — Нам просто необходимо осмыслить содержание фотографий… Что нам надо, Саша, чтобы осмыслить их содержание?

— Система, — бойко отрапортовал Савельев. — Кроме камерного снимка с полуобнаженной девицей, где формы исчерпали содержание.

— Нужна система, все правильно. Теперь надо решить, что нам взять за основу для классификации. Дедушкин, есть соображения?

— Я свои соображения для другого применю, — категорически отказался я от соавторства.

Они сделали ставку на то, чтобы раскачать меня на перегрузках страха, и, если я сделаю ошибку в расчетах у них на глазах, тогда дело будет швах. Они не случайно вели все эти разговоры в моем присутствии — они ведь рассчитывают на то, что не выдержу «психической атаки» и сдамся. И когда они впотьмах шарили в омутах моей тайны, все ближе подбираясь к ней, сердце у меня все время сжималось в тревожном предчувствии, даже скорее предвидении — сейчас нащупают, ухватят, и тогда все запирательство станет бессмысленным и, как говорится в любимой песне: «…Опять, опять передо мной — решетка, вышка, часовой…» Все свои маневры они проводили у меня на глазах, неизбежно выводя меня из равновесия. Только бы не ошибиться. Мне очень важно было сейчас удержаться в полной «несознанке».

— Раз Дедушкин не хочет думать вместе с нами, разрешите мне внести предложение, — сказал Савельев. — Снимки нужно классифицировать по группам изображенных на них лиц.

— А для этого отложим первый фиш — девица с пожилым, — охотно согласился Тихонов. — Я тебя правильно понял, Саша?

— Абсолютно. Шесть карточек — основа нашего пасьянса. Выведем за скобки два кадра, там, где девица одна, они нам не нужны сейчас. Под ними — три снимка с дамой и молодым джентльменом. Сюда кладем фото обоих мужчин, а вниз — пожилого. Итого?

Пальцем для верности Тихонов пересчитал их:

— Девица на одиннадцати, пожилой на восьми снимках и молодой на четырех. А все трио вместе ни разу. Выводы?

Я понял окончательно, что они вышли на цель точно, и тихо сидел помалкивал.

Савельев поведал:

— Вот видите, Дедушкин, оказывается, Тихонов выполнил свое обещание.

На всякий случай я сказал:

— Не шейте, чего не было, не знаю я тут никого…

— Как же не знаете, — разозлился Савельев. — Мы для вас здесь все как на блюдечке разложили, а вы «не знаю, не шейте…». Давайте еще раз повторю. На снимках три человека в разных сочетаниях, но нигде их нет втроем. Поскольку это сувенирные, памятные снимки на фоне достопримечательностей и теде и тепе, значит, их было только трое, иначе они все вместе снялись бы. Вот два совершенно одинаковых по сюжету фото, снятых почти с одной точки: старик с девкой около какой-то пушки — это кадр номер восемь, и то же самое на кадре номер девять, но место старика занял молодой. Трое их было, понимаете, трое!

— Ну а если трое, так что? — спросил я.

— А то, что мы точно определили хозяина чемодана, — терпеливо сказал Савельев. — Фотоаппарата, во всяком случае.

— И кто же это?

— А вот этот молодой, — ответил Тихонов уверенно.

Я старался изо всех сил, чтобы ни один мускул, ни один нерв в моем лице не дрогнул. Так же тупо и настойчиво я спросил:

— Почему вы так думаете?

— Саша, объясни, почему мы так думаем.

Савельев покорно наклонил голову и монотонно стал объяснять:

— На двадцати трех объектах съемки молодой зафиксирован только четыре раза. Трижды его фотографировал пожилой и один раз девица. Это уже достаточно реальное основание предположить, что хозяином аппарата является он. Во-вторых, экспертиза дала заключение, что эти четыре снимка сделаны гораздо менее опытными людьми — выбор ракурса, панорама, а один кадр немного смазан. Это дополнительно подкрепило наше предположение, что хозяин аппарата молодой. Ясно?

Я промолчал. Савельев подошел, протянул мне фотографию.

— Видите, в руках у парня портсигар, — усмехнулся он. — Ручаться трудно, но скорее всего это тот самый золотой портсигар, что мы нашли у вас. Как, Дедушкин, перед фотографическим ликом потерпевшего, может быть, начнем, рассказывать правду?