Евгений Коршунов - И придет большой дождь…

— Политиканов, — уточнил посол.

— Хорошо, политиканов. Вы знаете, что для них потерять власть — это потерять все.

— Дейли бред, — вставил Прайс.

— Да, да, хлеб насущный. Это вам не Англия. Если у нас политик сломает себе шею, он не умрет с голоду…

— И ему не надо кормить многочисленную родню, — последовало уточнение все того же Прайса.

— А что в Гвиании? Если кто-то дорвался до министерского поста, все министерство будет забито его родственниками. Или теми, кто сможет ему дать хорошую взятку. Зато родню своего предшественника он немедленно выкинет с насиженных мест.

Посол кивнул.

— Если же предшественник успел наворовать на государственной службе, «вкусил власти», он будет стараться вернуться всеми силами!

— А если не успел?

Прайс меланхолически потягивал виски.

— Такого случая еще не было. Если человек не берет взятки, его просто считают дураком. В Гвиании политика — кратчайший путь к обогащению. Иначе ее здесь никто не рассматривает. Сколько миллионов нахапал нынешний министр хозяйства?

Посол прищурился.

— Пять? Десять?

— По нашим данным — до пятидесяти. И все эти миллионы — в швейцарских банках.

— А мы даем им займы, — съехидничал Прайс. Сэр Хью недовольно поморщился.

— Не забывайте, что в этой стране у нас особые обязательства…

Прайс иронически прищурился.

— Конечно, мы создали здесь витрину западной демократии. И вот она действует: последние выборы в парламент — сплошное жульничество!

Сэр Хью усмехнулся.

— Вы рассуждаете как коммунист, дорогой Прайс!

— На старости лет я вступил в компартию.

— Все шутите…

— Если бы.

Лицо Прайса потемнело.

— Мне больно видеть, как на глазах разваливается то, что осталось от империи. Нас поддерживают лишь феодалы Севера, да и то… Что мы знаем о происходящем в их глиняных замках?

— Севером занимается один из наших лучших агентов, — возразил Роджерс.

— Черный? — скривил губы Прайс.

— Европеец. Человек с опытом и хорошо знающий те края. Он и сейчас где-то там.

— И вы ему верите? Трудно представить себе, чтобы порядочный человек…

Прайс не окончил фразу и с презрением пожал плечами.

— У меня есть средство заставить его работать, — жестко отрезал Роджерс.

Прайс покачал головой.

— И все же, джентльмены, вы никогда не задавались вопросом: почему мы, порядочные люди, все время выступаем в союзе с какими-то подонками?

— Слишком сильно сказано, дорогой Прайс! — невольно поморщился сэр Хью. — Конечно, есть дела, за выполнение которых берутся далеко не все. Но ведь без черной работы не обойтись даже в самом благородном предприятии.

— И все же я думаю об этом все чаще и чаще…

Голос Прайса был трезв, сухие воспаленные веки, испещренные красными прожилками, подрагивали.

— Вы стареете, — неожиданно для самого себя мягким голосом заметил Роджерс.

— Нет, это не угрызения совести, — парировал Прайс. — Но даже в предсмертной исповеди мне не в чем себя упрекнуть.

Он поднял взгляд на посла.

— Вы ведь не будете отрицать, что покойный Симба, президент этой страны, был глубоко порядочным человеком?

— О покойниках или не говорят… — начал было шутливым тоном сэр Хью.

Прайс поморщился.

— Конечно, я всего лишь старый полицейский. Мое дело — борьба против нарушителей закона. А если законы нарушаем мы?

— Куда вы клоните, дорогой Прайс? В голосе сэра Хью прозвучала едва заметная угроза. Роджерс холодно кивнул: этого выживающего из ума старика следовало одернуть.

— И теперь между нами и людьми Симбы — линия фронта. У меня дурные предчувствия, ваше превосходительство, — закончил Прайс.

Посол допил и отодвинул стакан.

— Да, я тоже иногда чувствую себя так, будто мы пируем во время чумы. И эти беспорядки на Юге… Они как пожар. Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить.

Роджерс пожал плечами.

— Мы контролируем ход событий. Он подобрал губы, сухо кашлянул.

— Через месяц мы объявим на Юге военное положение и введем туда верные войска. Наши агенты проникли в армейскую подпольную организацию «Симба» («Лев»), которую возглавляют молодые офицеры.

— Значит, в Гвиании все еще есть порядочные люди, — про себя, но достаточно громко, чтобы быть услышанным, заметил Прайс.

Посол досадливо поморщился, но обратился к Роджерсу:

— Правительство в курсе? Роджерс пожал плечами.

— Вы ведь знаете, что, если здешний министр получает пакет с надписью «совершенно секретно», о содержании пакета знают все: от его любовницы до лифтера.

— Что ж, вы правы. Чем меньше они знают, тем лучше. Но чем недовольны офицеры? Ведь это мы их сделали тем, кто они есть! Или их подстрекают?

— Чтобы быть недовольными, — вмешался в разговор Прайс, — ничьи советы не нужны. Если мы знаем обо всех здешних безобразиях, то думаете, гвианийцы ничего не знают?

В голосе Прайса была нескрываемая ирония.

— Вы знаете, например, очередной слух о министре хозяйства?

— Какой? — дипломатично уточнил посол.

— У министра есть список всех компаний — и местных, и иностранных. А в списке проставлено — сколько с кого. Хапнул взятку — отметил крестиком. Так вот, на днях приходит директор одной европейской кампании. А прощаясь, дарит министру часы — золотые, с бриллиантами. Тот взял. А потом вызывает секретаря, племянник у него работает, и говорит: «Скажи этим болванам, чтоб больше часов мне не носили! У меня их целый ящик уже скопился. Пусть несут наличными. Предупреди».

Все рассмеялись.

— Но как же все-таки с нашими бунтовщиками? — спросил посол, все еще улыбаясь.

Роджерс сделал большой глоток виски.

— Если признаться, то этот заговор нам очень нужен. Правительство Гвиании, кажется, начинает все серьезнее относиться к… — он скривил губы — …независимости. Кое-кто здесь стал забывать, что без нас в стране начнется хаос.

— Эдун Огуде в своем «Ляйте» из номера в номер твердит, что нашу политику можно охарактеризовать так: «Уйти из Африки, чтобы остаться в ней». Если мы научились разбираться в африканцах, то и они раскусили нас, — меланхолично заметил Прайс. — Эти парни — способные ученики.

Посол возразил.

— Лично я предпочел бы вернуться к разговору о «Симбе». Заговор выгоден нам во всех отношениях. Пусть молодежь немного припугнет кое-кого из стариков. А когда мы придем на выручку, местные министры поймут, что нельзя плевать в колодец, без которого нельзя обойтись!

— «Стариков» — вроде покойного Симбы. Но их не так уж много и осталось, — с горечью заметил Прайс.

Роджерс обернулся к нему с нарочитым сочувствием.