Андрей Бондаренко - Гвардейская кавалерия

Ознакомительный фрагмент

— Ага, сейчас состоится маленькое практическое тестирование, — обрадовано зашептал капитан Куликов. — Готовьтесь, доблестные идальго. В том плане, что старательно вспоминайте мои развёрнутые инструкции — относительно безопасного поведения…

Им навстречу шла группа молодых людей: три широкоплечих паренька и две стройные девицы. Юноши были одеты в узкие чёрные джинсы и широченные чёрные рубашки навыпуск. У одного из них из-под рубахи высовывались длинные деревянные ножны. А второй демонстративно поправлял на кисти правой руки солидный ребристый кастет. Девушки же предпочли в этот вечер аргентинскую классику: светло-голубые обтягивающие юбки до колен и белоснежные кружевные блузки свободного покроя. На груди (над сердцем), у каждой был закреплён большой круглый значок с профилем Эвиты Перрон, а в руках наличествовали чёрные кавалерийские хлысты.

«Непривычно длинные и гибкие хлысты», — всмотревшись профессиональным взглядом, отметил Ник. — «И что-то узкое и блестящее в них встроено-вставлено. Хм…. Неужели — бритвенные лезвия? Однако…».

— Бог и Родина! — звонко известил прыщавый длинноволосый юнец, шагавший чуть впереди остальных.

Его спутники и спутницы тут же остановились и замерли в напряжённо-угрожающем ожидании.

— Родина и Бог! — непринуждённо ответил Банкин и, выдержав короткую театральную паузу, добавил — голосом диктатора Хуана Перрона: — Я искренне рад, что аргентинская молодёжь по-прежнему привержена истинным ценностям. Более того, я по-настоящему счастлив. Кха-кха…. Большое спасибо вам, друзья мои!

— П-пожалуйста, — потерянно пробормотал юнец.

— Ик-к-к, — жалобно икнула одна из девиц.

Юные перронисты, непонимающе оглядываясь, скрылись в ближайшем переулке.

— Отлично сработано, — одобрительно ухмыльнулся Сергей Анатольевич. — С характерными нотками тонкого аргентинского юмора. Ладно, пошли в бар. И, понятное дело, пропустим по стаканчику — за успешное прохождение рабочего теста…

В «Милонге» было чуть душновато и откровенно бестолково: старенькая разномастная мебель, расставленная кое-как, без какого-либо стройного порядка, не в меру пёстрые шторы, скрипучие деревянные полы и «пупырчатые» светло-бежевые стены, густо завешанные самыми разнообразными и разноформатными фотографиями, вырезанными из газет и журналов.

— Кого тут только нет, — пробежавшим взглядом по стенам, тихонько пробормотал Банкин. — Политики, спортсмены, балерины, путешественники, революционеры, знаменитые мафиози, генералы, артисты и артистки…. Даже и…м-м-м, и советские есть: Иосиф Сталин, Лев Троцкий и Любовь Орлова. Бывает, конечно же…

С посетителями в баре наблюдался определённый дефицит. Порядка шестидесяти-семидесяти процентов посадочных мест — от их общего количества — было не занято.

— Ещё рановато, — пояснил Куликов. — А, вот, через час-другой здесь будет не протолкнуться от всяких шумных и разговорчивых типов. Занимаем вон тот угловой столик, рассчитанный на пять персон. Занимаем-занимаем, не ловим ртами ворон…. Эй, дон Серхио! — приветственно махнул рукой пожилому смуглолицему официанту. — Подойди-ка сюда…. Добрый вечер. Записывай, старина, заказ. Значится так. Средняя бутылка ямайского рома. Ну, которая с тремя золотистыми медальками. Пятилитровый кувшин пива. Естественно, «Кильмес-Кристаль». Далее — закуски. Три тапаса[6]. Малое сырное ассорти. Шесть кусочков фаины[7]. Ну, и тортильи[8] с хамоном[9]…. А минут через сорок-пятьдесят подай три стандартные порции асадо[10] — «а-ля гаучо». Бокалов же и рюмок по пять штук предоставь. Пока, собственно, всё. Ежели что — дозакажем…

Время шло. Шумный, пёстрый и весёлый народ, занимая свободные места, прибывал. Но нужной персоны не наблюдалось.

И только когда они, покончив с пивом и закусками, приступили к асадо, Сергей Анатольевич вскочил на ноги и, взмахнув рукой, позвал:

— Че[11]! Тэтэ[12]! Миаль! Гребите сюда, сукины дети! Два свободных стула, как раз, имеется…

К их столику подошли двое мужчин. Один — среднего роста, лет тридцати, плотного телосложения, носатый, с массивной, почти круглой головой, коротко-стриженный, облачённый в светло-кремовые вельветовые джинсы и чёрную футболку с длинными рукавами. Второй — чуть выше (порядка ста семидесяти трёх-четырёх сантиметров), двадцати с небольшим лет, тёмноглазый, стройный, с небрежно-растрёпанными тёмно-тёмно-каштановыми волосами, небритый, в чёрных мятых брюках и белой (не очень-то и чистой), нейлоновой рубахе.

— Альберто Гранадо, — указав рукой на носатого мужичка, представил Куликов. — Дипломированный доктор биохимии. Идейный путешественник и записной авантюрист. Дружеское прозвище — «Миаль»…. А этот растрёпанный и улыбчивый шалопай — Эрнесто Гевара де ла Серна. Он же — «Пэпэ». Он же — «Че». Потому как «чекает» через каждую вторую фразу. Студент-недоучка и редкостный раздолбай. Не любит умываться и бриться. Всюду ходит в ужасных и неряшливых башмаках. Единственную рубашку стирает не чаще одного раза в неделю. Брюки, такое впечатление, никогда не гладит. Хронический астматик, кашляющий по любому поводу. И без оного. Но, при этом, является любимчиком у симпатичных девчонок. Липнут они к нему — как те мухи на тарелку с вареньем. Ничем необъяснимый, на мой взгляд, казус. Даже обидно немного…. Да вы присаживайтесь, ребятки, присаживайтесь. Не стесняйтесь…

— Спасибо, Одноухий, за гостеприимство, че, — опускаясь на стул, поблагодарил Эрнесто. — Ну, и за слова добрые. Кха-кха…. О, да у вас тут и рюмашки лишние имеются. Накатим, че, рома за встречу?

— Накатим. За встречу. Разливай…. А также и за расставание. Вы же, бродяги, не раздумали — совершить головокружительный мотоциклетный пробег через всю Южную и Центральную Америку?

— Не раздумали, че. На днях отправляемся. Я даже любимой девушке пообещал купить в Штатах фирменный купальник. Обязательно, че, куплю…. Зачем мы едем? А Бог его знает, если честно, че. Как говорится в одном стихотворении: — «Звонкий ветер странствий — на заре — поманил нас в неведомую даль…». Кха-кха-кха. Извините, астма проклятая…. Ну, вздрогнули!

«Хорошая у Че улыбка», — ставя на столешницу опустевшую рюмку, подумал Ник. — «Радостно-скромная такая. Словно бы он очень рад жить на Свете, но самую чуточку стесняется этой своей радости…. Голос? Мужественный, с лёгкой «хрипинкой». Бывает. Что-то в нём есть «сродни» голосу Владимира Высоцкого. Может, все идейные авантюристы и отвязанные искатели приключений — слегка хрипят? Мол, природная особенность такая? Типа — опознавательный знак? Всё, конечно, может быть на этом призрачном Свете…. А ведь они, действительно, похожи друг на друга. Мишка и Эрнесто, имеется в виду…».