Александра Маринина - Искатель. 1998. Выпуск №8

— Родных нет.

— А двоюродные?

— Есть сводный брат, сын моего отца от второго брака.

— Он кто?

— Банкир.

— О! И ты мне после этого будешь утверждать…

— Всё, Паша, уймись, — засмеялась Настя. — Я рассказываю тебе о своей семье вовсе не для того, чтобы ты делал далеко идущие выводы. Просто у тебя как у любого нормального кадровика информационный зуд, тебе хочется узнать обо мне побольше, а доступа к личному делу у тебя теперь нет. Я интеллигентно пошла тебе навстречу, чтобы ты не нервничал. Так что с меня ты можешь поиметь только одно: я попытаюсь научить тебя азам аналитической работы. Больше от меня всё равно никакого толку.

— Ладно, — легко согласился капитан, — тогда пошли учиться.

Этот разговор происходил в кабинете, где сидел Дюжин. Поскольку кроме самого капитана там размещались ещё трое сотрудников, то процесс совместной работы, естественно, должен был происходить в кабинете у Насти: ей как главному эксперту-консультанту полагалось отдельное помещение. И вот тут капитан Дюжин поразил Настю ещё больше. Просто-таки сразил её наповал, причём куда радикальнее, чем своей непосредственностью и пряничной простотой.

Едва переступив порог её кабинета, Павел поёжился, несколько раз резко втянул носом воздух, потом повернулся к двери.

— Я сейчас вернусь, — бросил он, выскакивая в коридор.

Вернулся он через несколько минут. Войдя, плотно прикрыл дверь, поискал глазами ключи, торчащие с внутренней стороны, и запер замок.

— Зачем? — спросила Настя, которой этот жест крайне не понравился, ибо заставлял предполагать самое неприятное и ненужное: совместное распитие в честь знакомства.

— Погоди, сейчас увидишь.

Павел достал из кармана тонкую церковную свечу и коробок спичек. Едва вспыхнув, пламя задёргалось в разные стороны, свеча начала потрескивать и коптить.

— Я так и чуял, — он покачал головой. — У тебя здесь плохо. Видишь, как свеча коптит? Здесь поле плохое.

— А где хорошее? — насмешливо спросила Настя, наблюдая за этим непонятным ей спектаклем.

— Там, где пламя ровное и по форме похоже на перевёрнутую каплю. Но ты не беспокойся, это всё можно поправить. Святая вода есть?

— Что?!

— Понятно. Темнота ты, Настя. А туда же: опер всё должен знать и уметь поддержать беседу на любую тему. Только рассуждать горазда, а основ нормальной жизни не знаешь.

— Слушай, Павел, прекрати, пожалуйста, устраивать здесь цирк, — сердито сказала она. — Нам работать надо.

— Никуда твоя работа не денется. А, кстати, работать в такой атмосфере очень вредно. Я вообще не понимаю, как у тебя голова может что-то соображать в этой комнате. Надо срочно принять меры.

— Какие, например?

— Самое первое — побрызгать все углы святой водой. Потом носить свечу по всему помещению и ждать, пока пламя выжжет всё зло, которое здесь скопилось. А если уж не поможет, тогда придётся рамочку принести. Учти, пока свеча не перестанет коптить и пламя не станет ровным, я здесь работать не буду.

— Значит так, Дюжин, — жёстко произнесла Настя. — Святой воды у меня нет, и ходить по комнате со свечой в руках я не стану. Никаких рамочек приносить не надо. Каждый человек имеет право на своих тараканов в голове, и отказать тебе в этом праве я не могу. Но не пытайся, будь добр, переселить своих тараканов в мою голову. У меня своих достаточно.

— Но свеча же коптит, — упрямо возразил Павел. — Это неспроста. Она не должна коптить. И пламя неровное.

— Здесь сквозняк.

— Здесь нет сквозняка, окно закрыто и дверь заперта.

— Значит, воск недостаточно чистый.

— Но в другом помещении она не коптила и пламя было ровным. Воск тут ни при чём. Нет, ты только посмотри, ну посмотри, что делается! И трещит! Может, ты злая?

— Я?

От неожиданности Настя растерялась и даже забыла, что собирала включить кипятильник, чтобы сделать кофе.

— Ты, ты. Может быть, само помещение нормальное, просто твоя злоба даёт такое поле.

— Всё, хватит! — взорвалась она. — Мне это надоело! Немедленно загаси свечу и начнём работать.

— Ну пожалуйста…

Голос капитана вдруг стал жалобным и очень серьёзным. Он так и стоял перед ней, стройный, в ладно сидящей на нём форме зеленовато-коричневого цвета (ибо был капитаном не милиции, а внутренней службы), с грустными глазами и свечой в руке. Вид у него был совершенно дурацкий, но Насте почему-то не было смешно. Наверное, от злости.

— Ты можешь не верить, это твоё дело, — тихо сказал Дюжин. Но позволь мне сделать так, как я считаю нужным. Иначе я не смогу работать в этом помещении.

Злость её неожиданно прошла, ей даже стало отчего-то жалко Павла.

— Ладно, делай как знаешь, — махнула Настя рукой. — Только тихо, не мешай мне.

Она налила себе большую чашку кофе и погрузилась в составление рабочей программы, которую к вечеру собиралась доложить Заточному. Дюжин куда-то уходил, возвращался, бродил по комнате то со свечой, то с бутылочкой, брызгая по углам водой. За окном быстро смеркалось, и единственная фраза, которую Настя произнесла за всё время, была:

— Зажги свет, пожалуйста.

Прошло ещё какое-то время, и наконец Дюжин возвестил:

— Всё. Теперь можно жить. Смотри, какое пламя ровное. Не коптит и не трещит.

Настя подняла голову и посмотрела на свечу. Пламя и в самом деле было ровным, похожим на перевёрнутую каплю. Наверное, этому есть какое-то объяснение, но сейчас её больше всего интересовала работа, которую поручил ей Заточный. Она не сердилась на капитана, но и объяснять ему смысл задания ей отчего-то расхотелось. Может, он и славный парень, но, как говорится, хороший человек — это не профессия.

— Уже шестой час, — сказала она Дюжину, снова утыкаясь в свои схемы, — давай начнём завтра.

— Давай, — охотно подхватил Павел и тут же убежал.

Вечером, докладывая Заточному программу, она всё-таки набралась храбрости и спросила:

— Иван Алексеевич, у Дюжина с головой всё в порядке?

— А в чём дело? Он плохо соображает?

— Пока не знаю, — призналась Настя. — на сообразительность я его ещё не проверяла. Но тараканов у него в голове море. Поля какие-то, аура, свечи, святая вода… Сегодня я терпела, но завтра могу и взорваться. Не боитесь?

Заточный улыбнулся, откинулся в кресле и привычным лёгким жестом погладил пальцами виски.

— Вам придётся терпеть это и дальше, Анастасия. Мне характеризовали Дюжина как толкового парня, но предупреждали, что он не без особенностей.

— Вот даже как?

— Не беспокойтесь, он не сумасшедший. С психикой у него всё в полном порядке. Просто он от природы очень чувствителен ко всяким полям, так мне объясняли врачи. Я ведь консультировался с ними, прежде чем взять его к нам на работу. Есть такие люди, и их, кстати, вовсе немало, которые остро чувствуют поля. Говорят же, что спать человеку лучше в строго определённом положении, головой на север или на запад, я уж не помню, куда. Большинство из нас отлично спит там, где кровать стоит, и на все эти тонкости внимания не обращает. Но есть ведь люди, которые не могут спать, если положение неправильное. Короче, Анастасия, постарайтесь не обращать внимания на чудачества нашего капитана. Ваше дело — обучить его аналитической работе. Вот если он окажется к этому не способен, тогда будем думать, что с ним делать.