Обезьянья лапка - Уильям Уаймарк Джейкобс

Ознакомительный фрагмент

Воздух из парка, напоенный ароматом свежескошенной травы, был нежен и свеж, теперь к нему добавилась нотка дыма сигары. Глянув вниз, Бенсон увидел, как двоюродный братец не спеша уходит прочь. Он встал и подошел к двери, а затем, будто передумав, вернулся к окну и продолжил наблюдать, как фигура Карра медленно удаляется в лунном свете. Затем он снова поднялся и стремительно вышел, после чего комната на долгое время осиротела.

Она была все еще пуста, когда немного позже миссис Бенсон по пути в свою спальню вошла к сыну, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Она медленно обогнула стол и, остановившись у окна, стала безучастно смотреть в него, пока не увидела фигуру Джима, который быстрыми шагами приближался к дому. Он поднял голову и взглянул на окно.

— Спокойной ночи, — произнесла миссис Бенсон.

— Спокойной ночи, — глухо отозвался сын.

— А где Уилфред?

— О, он покинул нас, — сказал Бенсон.

— Покинул?

— Мы обмолвились парой слов; он снова хотел денег, и я дал ему понять, что думаю по этому поводу. Не уверен, что мы снова его увидим.

— Бедный Уилфред! — вздохнула миссис Бенсон. — Вечно у него какие-то неприятности. Надеюсь, ты не был с ним слишком резок.

— Не больше, чем он заслуживал, — твердо ответил ей сын. — Доброй ночи.

II

Колодец, давно пришедший в негодность, прятался в густых зарослях кустарника, буйствовавшего в этом углу старого парка. Его частично закрывала усохшая половина крышки, и ржавая лебедка издавала над ним скрип, сопровождаемый музыкой сосен, когда дул сильный ветер. Солнечный свет никогда не проникал сюда; земля вокруг была влажной и зеленой, в то время как другие части парка томились от жары.

Два человека не спеша шли через парк в хрупкой тишине летнего вечера, направляясь в сторону колодца.

— Чего ради продираться через эти заросли, Олив? — спросил Бенсон, останавливаясь у кромки сосновой рощи и с некоторым недовольством глядя во мрак.

— Это лучшее место в парке, — воскликнула девушка. — Ты знаешь, что это мой излюбленный уголок.

— Я знаю, тебе нравится сидеть там на самом краю, — произнес он, — и не одобряю этого. Однажды ты наклонишься слишком низко и упадешь.

— И познаю Истину, — легкомысленно бросила Олив. — Идем же.

Она опередила его и скрылась в тени сосен; под ее ногами зашелестел папоротник. Ее спутник медленно последовал за ней и, выйдя из полумрака, увидел, что Олив изящно расположилась на краю колодца, спрятав ноги в окружающей густой траве. Она жестом пригласила Бенсона занять место рядом и ласково улыбнулась, почувствовав, как он крепко обнял ее за талию.

— Обожаю это место, — прервала она долгое молчание, — оно такое мрачное… такое жуткое. Знаешь, Джим, я бы не отважилась сидеть здесь в одиночестве. Мне бы мерещилось, что за этими кустами и деревьями прячутся всевозможные чудища, готовые броситься на меня. Бр-р!

— Лучше позволь проводить тебя домой, — с нежностью предложил Бенсон. — Порой рядом с колодцем может стать дурно, особенно в жаркую погоду. Давай уйдем отсюда.

Девушка упрямо покачала головой и устроилась поудобнее.

— Кури спокойно свою сигару, — тихо сказала она. — Здесь самое место для неторопливой беседы. Об Уилфреде что-нибудь слышно?

— Ничего.

— Какое неожиданное исчезновение, не находишь? — продолжала она. — Полагаю, у него снова неприятности, и скоро ты получишь от него письмо в прежнем ключе: «Дорогой Джим, выручи меня».

Джим Бенсон выпустил облачко ароматного дыма и, зажав сигару зубами, стряхнул пепел с рукавов пиджака.

— Интересно, что бы он без тебя делал, — задумчиво произнесла девушка, с нежностью погладив его руку. — Думаю, давно оказался бы на самом дне. Когда мы поженимся, Джим, я непременно возьму на себя обязанность читать ему нотации. Он настоящий дикарь, но у бедолаги есть и хорошие качества.

— Никогда их не замечал, — с удивительной горечью признался Бенсон. — Видит Бог: никогда.

— Он враг лишь самому себе, не больше, — возразила девушка, пораженная этой вспышкой.

— Ты плохо его знаешь, — резко отозвался тот. — Он готов был опуститься до шантажа, разрушить жизнь друга ради собственной выгоды. Бездельник, трус и лжец!

Девушка с серьезным видом посмотрела на него, но затем робко взяла его за руку, не говоря ни слова. Они молча сидели, наблюдая за тем, как вечер сменяется ночью и лучи лунного света, пробивающиеся сквозь ветви сосен, окружают их серебристой сетью. Олив опустила голову на плечо Бенсону, но вдруг с пронзительным вскриком вскочила на ноги.

— Что это? — задыхаясь, спросила она.

— О чем ты? — переспросил Бенсон, вскакивая и крепко сжимая ее руку.

Она вдохнула полной грудью и попыталась рассмеяться.

— Джим, ты делаешь мне больно.

Его хватка ослабла.

— Что случилось? — ласково спросил он. — Что тебя так взволновало?

— Я испугалась, — проговорила она, обвивая руками его плечи. — Должно быть, те слова, что я сейчас произнесла, еще звенели эхом в ушах, но мне померещилось, будто позади нас кто-то прошептал: «Джим, выручи меня».

— Померещилось, — повторил Бенсон, и голос его дрогнул. — Твоя впечатлительность не идет тебе на пользу. Ты… напугана… темнотой и мрачностью этой рощи. Позволь мне проводить тебя домой.

— Да нет же, мне не страшно, — заверила его девушка, возвращаясь на прежнее место. — Мне вовсе нечего бояться, пока ты со мной, Джим. Сама удивляюсь, как могла быть такой глупой.

Мужчина ничего не ответил. Его крепкая, окутанная полумраком фигура замерла в нескольких метрах от колодца, и он словно ждал, когда Олив пойдет за ним.

— Не изволите ли присесть? — в шутку крикнула она ему, похлопывая маленькой белой ручкой по каменной кладке. — Можно подумать, что вам не по душе моя компания.

Он нехотя подчинился и сел возле нее, с такой силой вдыхая дым сигары, что огонек освещал его лицо при каждой затяжке. Он оперся ладонью на камень позади Олив, чтобы она могла прильнуть к его сильной и твердой, как сталь, руке, словно к спинке.

— Тебе не холодно? — заботливо спросил он, когда Олив слегка поежилась.

— Еще как! — Она вздрогнула. — В это время года не должно быть холодно, просто из колодца тянет сыростью.

Едва она произнесла эти слова, из глубины донесся слабый всплеск, и второй раз за вечер она спрыгнула с кромки колодца с тревожным вскриком.

— А сейчас что? — спросил Бенсон изменившимся голосом. Он стоял рядом и глядел на колодец, словно ожидая, когда же оттуда появится то, что ее испугало.

— О, мой браслет! — горестно воскликнула Олив. — Браслет моей бедной матушки. Я уронила его в колодец.

— Твой браслет, — монотонно повторил Бенсон. — Твой браслет! Тот, что с бриллиантами?

— Тот, что принадлежал моей матери, — сказала она. — Но мы его, конечно же, достанем.