Александр Мартынов - Подкова на счастье

28.

Мы не сделали скандала!

Нам вождя недоставало.

Настоящих буйных мало

Вот и нету вожаков…

Высоцкого не слушаешь? — засмеялся дядя и во всю мощь лёгких запел, очевидно, окончательно расслабившись от предчувствия возвращения домой:

— Всё перекаты, да перекаты…

Послать бы их по адресу!

На это место

Уж нету карты!

Плыву вперёд по абрису… — и вдруг насторожился, почти стойку

сделал и довольно сказал: — всё-таки почуяли.

— Кто?! — встрепенулся Тимка. — Волки? Медведь? — за всё время путешествия он ни разу не видел крупных зверей, но внутренне ждал такой встречи и жалел, что у дяди нет огнестрельного оружия.

— Хуже, — с весёлой сердитостью отозвался дядя. — Смотри, — Тимка

добросовестно зашарил глазами вокруг, но ничего и никого не обнаружил. — Да не туда…

— А вот сюда! — послышался звонкий весёлый голос. — С возвращением, дядь Слав!

Тим вскинул голову — и тут же опустил её, прослеживая стремительное падение. С толстой ветки (ну честное слово, Тим внимательно на неё смотрел!!!) метрах в четырёх над тропинкой соскочил мальчишка и, присев на миг на корточки, встал, выпрямился, широко улыбаясь.

— С возвращением, — повторил он.

Тимка с любопытством и лёгким удивлением рассматривал паренька. Он был постарше Тимки года на два, плечистый и рослый, в кожаной бурого цвета безрукавке на голое тело и таких же штанах (вся одежда была явно самодельная, с аккуратными, но отчётливо ручными стежками), босой (а ноги от щиколотки под колено прямо поверх штанов охватывали тоже кожаные краги или что-то вроде — со шнуровкой сбоку, и кожаные же напульсники на шнуровке закрывали обе руки от запястья до середины предплечья). Светлорусые длинные волосы были схвачены в хвост на затылке и небрежно перемешаны с каким-то мусором. Очень загорелый, всё с той же татуировкой на плече, мальчишка улыбался крепкими белыми зубами (Тимка почему-то машинально поискал звериные клыки и не нашёл). Слева на широком поясе с чеканной тёмной пряжкой, проходившим через петли штанов, висел в чёрных ножнах длинный нож, в полруки, с деревянной рукоятью. Справа — короткий — вернее, короче — чуть изогнутый, в ножнах, расшитых бисером. И тут же, в петле — топор, такие Тимка видел только в кино — длинное топорище, необычной формы, хищное полотно, закрытое чехлом. От левого бока вперёд торчали разноцветные оперения полудюжины

стрел, лежавших в жёстком колчане, висящем на перевязи через плечо. Ну а в левой руке мальчишка держал лук — с двойным крутым изгибом, обмотанный берестой, длиной хозяину по плечо, он меньше всего производил впечатление изделия заигравшегося в индейцев перерост

29.

ка.

— Это Тимка, — кивнул уже как ни в чём не бывало дядя. — Тимка, а это

Игорь. Игорь Первенцев. Семь лет назад он ко мне подошёл на вокзале и произнёс историческую фразу: "Дядь, дай поесть!" Помоему, он с тех пор неплохо отъелся, а?

6. С В Е Т Л О Я Р

Очевидно, 10–15 километров по меркам здешних обитателей — не расстояние для небольшой прогулки, потому что уже опять начинали сгущаться сумерки, а все трое всё ещё шагали по лесу почти незаметной тропинкой. Тимка устал и обиделся — с того момента, когда они встретили этого «индейца», дядя совершенно перестал обращать на племянника внимание. Правда, он и с Игорем не слишком-то разговаривал — так, время от времени они перебрасывались фразами типа: " Ну как там дела? — Да всё нормально", или " — Картошку окучили? — А то как же?", ну и ещё " — Новенький что? — Да ничего, обвыкся уже…" Тим жалел, что у него не очень хорошая зрительная память и что вообще всё так быстро завертелось — из Инэта можно было бы узнать, что собой этот Игорь представляет, поподробнее. Судя по всему, он, Димка, Игорю был не интересен и это оскорбляло. Обычно такого отношения Тим не терпел даже от старших ребят, но сейчас почему-то не хотелось затевать ссору. И дело было не в том, что рядом дядя. Просто… просто ссориться с Игорем было всё равно что с гранитным валуном — именно так Тимка подумал сразу, и эта мысль была правильной несмотря на свою кажущуюся странность.

Удивляло ещё и то, что дядя сказал: "всё-таки почуяли. " В каком смысле почуяли? Непохоже было, что этот Игорь тут охотился — где добыча? Так что, он вышел встречать воспитателя? Тогда как не разминулся с ним в лесах? Это для Тимки было непостижимым — он был уверен, что заблудится здесь, едва сделает десять шагов в сторону от своих спутников. В прошлые два дня они в это время уже останавливались на ночлег. Раз сейчас идут — значит, и правда уже недалеко… Тимка вспомнил фотографию башенок за частоколом над рекой. Ну и где тут река?

— А вот она, — сказал дядя, оборачиваясь и останавливаясь. Тимка по-инерции сделал ещё несколько шагов, прежде чем понял, что дядя ответил на его мысль — но тут же забыл об этой странности, решив, что с досады сказал вслух. — Пришли.

— А… — начал Тимка и заткнулся.

…Солнце садилось за леса на правом — пологом — берегу реки, и эти леса казались чёрной стеной, ощетинившейся остриями пик. В воде горел закат, а по сторонам от его широкой полосы она тоже казалась чёрной и загадочной. На середине огненной дорожки плыла лодка — так далеко, что было непонятно, сколько в ней человек и чем они заняты. А примерно в полукилометре, на высоком холме, в точности, как на фотографии в заставке, поднимались за частоколом дома, крытые какой-то странной черепицей или чем-то вроде. Тянулся в небо одинокий дымок, людей не было видно, но зато отчётливо слышались голоса жилища — замычала корова, коротко пролаяла собака, что-то скрипнуло… Неожиданно в окнах поселения ярким алым светом заката вспыхнули многочисленные стёкла — словно зажглись праздничные огни.

— Дождь будет завтра или ночью даже, — сказал Игорь, подняв руку с луком — наверное, подавал сигнал кому-то. — Звуки как слышно…

Тимка отчётливо хмыкнул — дождём и не пахло, небо было чистым, как хорошо отмытое тёмное стекло, и на нём уже зажигались за спинами путешественников редкие, самые яркие, звёзды…

Тимка проснулся от того, что по крыше шуршит мощный и неостановимый дождь.

Крыша крыта гонтом — не черепицей. А гонт — это такие деревянные плашки специальные, сонно подумал он, ворочаясь под одеялом из шкуры. Когда он — сонный и вялый от усталости — даже не поев и толком никого не увидев, проплёлся через то ли большой зал, то ли крытый двор, дядя отвёл его по широкой лестнице в небольшую низкую комнатку. Спать хотелось очень, и мальчишка, раздевшись, залез в невысокую кровать, густо украшенную замысловатой резьбой, зарылся поглубже и с наслаждением вытянул ноги. Собственно, это было последнее, что он помнил о Светлояре. Он даже не сообразил, один в этой комнате, или нет…