Виктор Пронин - В исключительных обстоятельствах

Дрожащей рукой Захар Романович набрал номер телефона полковника и чуть ли не заикаясь сообщил о звонке незнакомца, назначенном свидании в Третьяковской галерее.

— Скажите, что мне делать, как поступить в такой ситуации?

— Прежде всего успокоиться. Мне не нравится ваш голос — не волнуйтесь. На свидание идите. Узнайте, что именно он хочет от вас получить. Скорее всего речь пойдет о каких-то данных по наиболее важным и закрытым работам института. Скажите, что должны собраться с мыслями, с ходу это не делается, да и место для разговора на такую тему не подходящее. Как мы условились, скажите, что с рацией у вас не ладится, видимо, неисправна. Под этим предлогом вновь пригласите его к себе домой, Если будет настаивать на другом месте встречи — не отказывайтесь. Постарайтесь узнать, как долго он пробудет в Москве, когда и по каким делам намерен вновь прибыть в нашу страну? Как штаб-квартира в дальнейшем будет осуществлять связь с вами? Вам все понятно, Захар Романович?

— Понятно.

— В таком случае действуйте. — Это генеральское «действуйте» прочно вошло и в бутовский лексикон. — Главное, возьмите себя в руки, не волнуйтесь. После свидания с гостем позвоните. Буду ждать.

ВСТРЕЧА

Напутствия Бутова не помогали — Рубин с большим волнением переступил порог храма искусства.

Рубин торопливо разделся, подошел к зеркалу, причесался и направился в знакомый зал на «свидание» с «Боярыней Морозовой» — позже он так полушутливо отрапортует Бутову.

Захар Романович любил живопись, неплохо разбирался в ней, не раз бывал в Третьяковке, подолгу простаивал у творений великого Сурикова, но теперь ему не до шедевров. Лихорадочно переводит взгляд с одного экскурсанта на другого — не этот ли Мигуэль Кастильо? И тут же спохватывается — он же предупредил: светло-серый костюм, белая рубашка, в правой руке газета...

В зал вошла новая группа. Пригласив подойти поближе, экскурсовод начала свой хорошо отработанный рассказ о церковных реформах патриарха Никона, совпавших с протестом крепостного крестьянства и посадского люда против социальных новшеств, о подвижнической жизни боярыни Морозовой.

...Экскурсовод умолкла. Ждала вопросов. Рубин оглянулся и увидел Бутова. В толпе экскурсантов полковник шагал от картины к картине, с интересом слушал экскурсовода и даже задал какой-то вопрос, выказав тонкое понимание истории. Неожиданное появление Бутова обрадовало Рубина. На душе уже не так тревожно. А когда Виктор Павлович, поравнявшись с ним и не глядя на него, буркнул «главное не волноваться», профессор и вовсе перестал хмуриться, воспрял духом.

Между тем зал почти опустел, и Рубин остался один на один со знаменитой раскольницей. Где же вы, гость нежеланный? И, славно откликаясь на профессорский зов, рядом вдруг оказался человек в светло-сером костюме с газетой в правой руке. Сердце ёкнуло и забилось. На какое-то мгновение Рубину захотелось послать все к черту и уйти. «Нет-нет, теперь я уже не способен на притворство. Оно требует полного самоотречения и крепких нервов. Извините, Виктор Павлович, не могу, сил нет...» Но он переборол этот всплеск разыгравшихся нервов и с каменным, несколько побледневшим лицом обратился к человеку с газетой в руке:

— Если не ошибаюсь, господин Мигуэль Кастильо?

— Вы не ошибаетесь, господин Рубин. Это я вам звонил. — Холодные, недоброжелательные глаза в упор уставились на Сократа.

Профессор переминался с ноги на ногу и, чтобы как-то завязать разговор, спросил:

— Как вам нравится суриковское творение? Великолепно, не правда ли?

— Восхищен. Прекрасная картина. У нас, на Западе, знают, что Россия в прошлом дала много прекрасных мастеров живописи: Рублев, Иванов, Шишкин, Айвазовский и, конечно, Суриков.

— Разве только в прошлом? В нашей стране и сейчас немало талантливых, известных во всем мире художников.

— Не говорите про ваших нынешних! — заметил гость полушепотом с нескрываемым раздражением. — Художник лишь тогда творец, когда он свободен, независим, когда он творит по велению сердца, а не по указке сверху. Однако, как вы догадываетесь, я пришел не для дискуссии. При удобном случае мы об этом поговорим, а сейчас у меня дела поважнее.

И направился в дальний угол зала. Рубин за ним.

— Первое, что тревожит нас, я имею в виду ваших друзей на Западе, включая, разумеется, и меня, это состояние вашего здоровья. Вид у вас, прямо скажем, не очень. Быть может, мы в состоянии помочь вам? Хотя бы лекарствами? Кстати, чем вы больны?

— Самая модная болезнь века... Сердце... Стенокардия...

— О, этим страдают буквально все люди пожилого возраста. Посоветуйтесь со своим врачом, и пусть он порекомендует какое-нибудь радикальное западное лекарство. Мы вышлем вам, сколько бы оно ни стоило...

— Вы очень любезны. Стоит ли вас беспокоить?

— Поверьте, это сущий пустяк. Мы умеем по достоинству ценить тех, кто с нами, кто помогает нам. Не стесняйтесь, будем рады помочь. Кстати, в Швейцарии на ваш текущий счет уже положено некоторое количество американских долларов. Это, так сказать, аванс за активную работу в будущем. Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и продолжительным. Что касается размера вознаграждения, то это будет зависеть от вас. Чем больше поступит информации, тем щедрее будет оплачена работа. Само собой разумеется, что речь идет о достоверной информации. Я думаю, вы поняли меня?

— Да, вполне, — буркнул Рубин.

— Для начала скажите, пожалуйста, не собираетесь ли вы в ближайшее время выезжать на Запад? По любому поводу...

— Сейчас затрудняюсь ответить, со временем, пожалуй, смогу.

— Каково ваше положение в институте, ваше, так сказать, реноме?

— Не жалуюсь. Меня, как и прежде, высоко ценят.

— Прекрасно. Нас серьезно заинтересовал,ваш институт, проблемы, которыми вы занимаетесь. — И тут Кастильо перешел почти на шепот. — Скажу вам больше, буду откровенен с вами. Нас интересует родственный вашему институт на Дальнем Востоке, в Приморском крае. Вы, вероятно, связаны с ним, и, возможно, вам приходится наведываться туда. Так?

Рубин смутился, не зная, как реагировать на информацию Кастильо о родственном институте. Он неопределенно ответил:

— Советские ученые обмениваются опытом с учеными Запада по проблемам нашего института. У них нет секретов друг от друга.

— Это еще как сказать, — оборвал его Кастильо. — Думаю, что вы сможете дело поставить так, что у вас — профессора Рубина — не будет секретов от нас.

Известно, что Советы разрабатывают комплексную программу экономического развития Дальнего Востока до 2000—2005 годов и проблему размещения и развития производительных сил дальневосточного экономического района — также на длительный период. Несомненно, к столь важной и огромной работе причастен и ваш «родственник» на берегу Тихого океана, а возможно, и ваш институт. Надеюсь, вы поняли меня? Учтите, за любую информацию об этом необыкновенном крае, в пределах которого легко разместились бы все государства Европы и еще осталось бы свободное место, весьма высоко платим мы, американцы, особенно сейчас. Мы очень интересуемся Дальним Востоком.