Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды

Выйдя на улицу, она спросила у прохожего, как проехать в порт, и села в автобус. Было жарко, и Васса нетерпеливо считала остановки, поглядывая на часы.

У входа в порт она вышла из автобуса. За желтыми хоботами портальных кранов простиралась голубая даль моря, слева в дымке виднелся берег, застроенный новыми домами, напротив блестел стеклянный прямоугольник проходной. Дежурный по ее просьбе позвонил в диспетчерскую водохозяйства порта, попросил позвать Юрасева. Того на месте не оказалось.

— Обеденный перерыв, — развел руками дежурный.

Васса оставила стеклянную постройку проходной — и опять, как совсем недавно у двери в квартиру Юрася, ощутила внезапный страх. «Что же это я наделала? — растерянно подумала она. — Примчалась как угорелая. Не предупредив, даже не зная — а хочет ли он видеть меня?..»

На площади в своих бледно-розовых уборах красовались зацветающие яблони, абрикосы раскрыли хрупкие нежные лепестки, — все сверкало под щедрым южным солнцем. Щурясь от его слепящих лучей, Васса все же увидела, как на противоположной стороне площади, откуда-то справа, появился человек. Он шел к проходной, свесив на грудь седую голову, держа руки в карманах расстегнутого плаща. Сердце Вассы дрогнуло.

Издали его лицо было плохо видно, но она, и не видя, узнала: Юрась! Вот он приближается… совсем-совсем белый… Васса невольно отступила к двери проходной, а он по-прежнему шел, не поднимая головы, задумавшись о чем-то. Вот шагнул через ступеньку, увидел на ней тень, пересекшую ему дорогу, подался влево, обходя, но тень тоже переместилась. Он, не глядя, шагнул вправо — тень туда же. И тогда он поднял голову. Взгляд его недоуменно скользнул по женщине, преградившей ему путь, показал молча, что он хочет пройти. Васса не отступила:

— Юра, погляди же на меня!

Он удивленно уставился на нее. Васса начала торопливо дергать замок сумочки. Замок не поддавался… Тогда она рванула так, что сумочка почти вывернулась наизнанку и ее содержимое рассыпалось по ступенькам. Юрась чуть отступил, явно не понимая, чем вызвано такое поведение этой Странной женщины.

В руках у Вассы появилась фотокарточка. Это был ее снимок, сделанный зимой 1942 года в Тюмени. Трясущейся рукой она протянула карточку Юрасю:

— Узнаешь?!

Юрась смотрел несколько секунд — и вдруг лицо его напряглось, глаза потемнели. Было видно, как он мучительно пытается преодолеть что-то в себе, разорвать какие-то невидимые путы, — и не может. Потом, беспомощно тряхнув головой, он как-то сразу обмяк и повернулся к двери проходной.

— Постой, Юра, не уходи… Вспомни меня! Ведь я жена твоя, Васена…

Ее била дрожь. Юрась глядел на нее как-то странно: взгляд вроде бы и разумный, а на дне — туман непонимания. И что-то похожее на досаду.

— Вспомни Рачихину Буду, Юра! Болото Маврино вспомни… островок, где мы жили!.. Ну вспомни же! Ведь я двадцать шесть лет ждала тебя!..

В глазах Юрася снова появилось мучительное усилие. Видимо, оно было так тяжко для него, что он даже застонал, стиснув кулаки так, что пальцы побелели. И опять ничего не добился, безвольно опустил руки. Васса задохнулась:

— Вот как! Ты даже знать меня не хочешь… — Она схватилась за голову. — Бедный мой! Что с тобой сделали!..

— Сделали… — вздохнул Юрась. — Я был сильно ранен… А тебя я видел где-то… Кто ты?

— Я твое прошлое, Юра, — глаза Вассы сияли горестной нежностью. — Я то, что ты забыл…

— Где же ты была?

— Нас разлучила война. И все эти годы я жила в Тюмени…

— А я?

— А ты был в госпитале. Долго был, очень долго!

— Правильно… Доктор Гарба говорил, что я попал под бомбежку и сделался вот таким.

— Откуда он знает, что с тобой было? Это я знаю. И ты.

Нет, Юрась этого не знал. Он лишь ощущал, как чьи-то тяжкие, каменно-холодные лапы сжимают его голову, цепко держат сознание. И сквозь все это смутно пробивалось горькое чувство тяжкой утраты, которая каким-то образом связана с этой женщиной и с его многолетним одиночеством.

— Я буду рассказывать тебе обо всем… Постепенно. И ты все-все вспомнишь, милый! Ведь я и верила и не верила, что ты жив…

— Меня зарыли. Одна женщина говорила… Я лежал у нее в погребе… раненый… давно…

— Правильно, милый! — обрадованно подхватила Васса. — Ее зовут Ефросинья Павловна Калинченко.

— Да? Может быть…

— Да, да! Все так и было. Но теперь уже все хорошо. Мы вместе, и у тебя есть сын. Тоже Юра. Он военный летчик, капитан…

Чего только не делала Васса, пытаясь разбудить в Юрасе память о прошлом! В рассказах своих она буквально по дням и по часам восстанавливала картины жизни отряда «Три К», сама заново переживая и тяготы партизанских будней, и редкие радости, что выпадали человеку в тех условиях. Она называла имена товарищей по отряду, вспоминала дорогие ей и Юрасю минуты короткого счастья, так внезапно оборвавшегося, — все было бесполезно: память Юрася не оживала.

Временами Вассу охватывало такое отчаяние, что хотелось бросить все и бежать, бежать без оглядки — в Тюмень ли, к уже устоявшейся за минувшие годы жизни, или еще куда подальше…

Но, найдя наконец однажды потерянное, она не хотела лишаться его снова. Не могла мириться и с тем, что дорогой для нее человек находится как бы по ту сторону реальной жизни, живет, лишенный себя самого. И потом — что она скажет сыну, Юрию второму, который теперь точно знает, что отец его жив, если вернется домой ни с чем?

И Васса упорно продолжала стучать в глухую стену, отгораживающую от нее душевный мир мужа.

Может быть, бейся над этим она одна, ничего и не получилось бы. Но ей помогали люди — все, кто мог помочь хоть чем-нибудь. Даже просто советом.

…Обследовав Юрася, опытные специалисты — столичные невропатологи — посоветовали испытать еще одно средство: провести больного по тем местам, где он воевал и где с ним случилась эта беда. Надо постепенно, шаг за шагом, не просто показать ему эти места, а постараться во всех деталях восстановить события прошлых дней. Возможно, максимально точно воссозданная обстановка и поможет получить тот необходимый шоковый толчок, за которым начнется выздоровление. Стопроцентной гарантии успеха, понятно, дать никто не может, но попробовать есть резон, — медицине подобные случаи известны.

…Вот чем объяснялось неожиданное приглашение принять участие в поездке по местам партизанских боев, пришедшее от Вассы. Ведь, после нее и Юрася, я теперь был единственным, кто имел некоторое отношение к отряду «Три К».

Поездка эта заняла много времени. Надо было побывать не только в Рачихиной Буде — каждое село, каждый хутор в районе могли принести нам удачу.