Виктор Сафронов - Пилигрим

Выйдя из тюрьмы, эту бесценную бумагу, ради которой я туда и полез, пришлось тщательно завернуть в найденный пакет, и за неимением штанов, таскать первое время в руках. Для местного разбойного элемента, это было знаком, а то, что я хоть и необрезанный чужак, но все же свой, было за версту видно.

Вместо паспорта эта справка и понесла меня по степным кочкам да горным буеракам хмурого, выжженного беспощадным солнцем ландшафта.

Чудовищная жара и отсутствие кондиционеров, для коренного представителя Тверской области, были трудны до невыносимости. Язык некрасиво вываливается наружу, мысли путаются. Пить хочется постоянно. Не хочется двигаться. А надо. В послеполуденное время все вокруг умирает и даже голодных собак вокруг не видно. Один я болтаюсь из стороны в сторону, пытаясь что-нибудь спереть для пропитания.

Главное обоснование моего появления здесь остается прежним: наличием дешевых наркотиков, без которых я, вроде как, не могу жить. Поэтому постоянный поиск. Бегаю не хуже местных коз. Но для покупки нужны деньги, а с этим проблема. Пора отсюда сваливать, так как местное население взяло гадкую моду называть меня голодранцем и при встрече, целясь в голову, бросать в меня камни. Зато, бегая и уворачиваясь от летящих в меня каменьев, разжился чьими-то брюками и рубашкой, легкомысленно висящими на просушке.

Нарядно приодевшись и от этого весьма повеселев, из этого засиженного мухами городишки, на перекладных добрался я в небольшой поселок. Сам по себе, он ничего собой не представлял — дыра-дырой. Но там была роскошная чайхана. В ней даже не мусульманин мог почувствовать себя человеком. Годы проживания в единой семье советских народов, приучили терпимо относиться к алкоголю. Работала она круглосуточно, и, уставший после длиной дороги путник, заглянув сюда, мог пропустить стаканчик, второй местного дешевого пойла и съесть миску горячих бобов с кукурузной лепешкой.

Однако моя цель была не лепешки там есть, запивая местным мутным дерьмом. Заведение стояло у дороги, которая вела куда-то ввысь. Дорогу и подходы к ней охраняло полсотни воинов-нукеров. В конце ее, был построен то ли восточный дворец, то ли средневековая крепость.

Основной задачей для меня и была необходимость проникнуть в этот укрепрайон и совершить там, по сигналу «своих хозяев», подлую диверсию с очень направленным взрывом.

С первых часов появления, на местном базарчике я обменял свои брюки и рубашку на пару спичечных коробков терьяка — дурнопахнущего опиума-сырца. Показывая свое полное счастье от этого обмена, стал урча и причмокивая потреблять эту дрянь. После, около искомой чайханы подсобрал ненужной картонной тары и неподалеку устроил себе временной жилище.

Два дня я продержался без еды. На третий день почувствовал себя истинным корейцем, для этого очень вовремя пригодилась выловленная бродячая собачка. После вскрытия тушки, обмазал свеженину глиной и запек в угольях. Съел эту полусырую вкуснятину, без соли и специй не поморщился. После прибарахлился.

В трусах щеголять у них было непринято. Могли и по шее врезать. Из найденного мешка соорудил себе штанишки. А из второго, что-то наподобие пончо, — такой, знаете ли, элегантной накидки.

Когда местные пьяницы и наркоманы привыкли к моему полуголому виду и разбойным действиям. Стал чаще мелькать перед пунктом питания. Там жизнь бурлила и пенилась всеми оттенками. После осмелился туда заглянуть. Первые пять-шесть раз, мне там были не рады. Выталкивали в шею и бросали в грязь. Но после свыклись. Я просто сидел у чайханы, а постоянные посетители, кстати, тоже далеко не ангелы, привыкали к моему расхлестанному виду.

Через три дня, хозяин питейного заведения уже не гнал меня пинками. Мне разрешили за скудные харчи подметать пол. Стоило ли все это, затрачиваемых мною усилий?

— Эй, Хрущ, — кричала мне мать хозяина, старая ведьма, с шальными от терьяка глазами. — Пойдешь со мной в погреб? Повеселимся. Заодно я покажу тебе одну большую штучку, которой меня наградила милость природы.

Посетителям нравилась такая откровенность. Все смеялись. Особенно их веселил мой испуг и то, как я бросался на утек, после таких непристойных предложений.

Но это и заставляло обратить на меня внимание. Особенно тех ребят-охранников с высокой горы, которые частенько после своего дежурства заглядывали туда. Отдохнуть душой и телом. Развлечения были простые и незатейливые. С местными проститутками. Им даже не платили за услуги, просто кормили. Еще моджахеды в картишки между собой играли на интерес. Ставки были копеечные, но эмоции и переживания на крупные миллионы.

Они, как дети, эти представители коренного населения. Чуть что не так или в плач, или за ножи хватаются. А охранники дороги, так те, еще и из огнестрельного оружия пуляют, если, что не по их выходит.

У данной категории служивого люда я стал пользоваться доверием, с того момента, когда самого первого мертвяка, совершенно бесплатно и со всеми почестями, закопал подальше от дороги.

В дальнейшем, очередных непонятливых картежников и желающих вне очереди любить женщин, закапывал за деньги или еду. Жизнь налаживалась.

Но рапортовать о проникновении в логово врага, еще было рано.

Смущало меня одно обстоятельство. Мой большой портрет, с дооперационной внешностью и полным именем, красовался наряду еще с десятком поменьше, на центральном месте над стойкой. Под портретом было много разнообразной информации, но главными были цифры. Десять тысяч долларов тому, кто доставит меня в любом виде. По местным меркам, деньги просто космических масштабов.

Позже я узнал, что магия схоластических цифр сыграла свою пагубную роль. Два десятка человек лишилось жизни и было представлено заказчику, в качестве изображенного на портрете «грязного убийцы». Грязным убийцей меня нарекла подпись под изображением. Как не называй, а денег они все равно не получили.

ГЛАВА 5

— Что это за страшилище? — поинтересовался хозяин этого района Ибрагим Калас, наблюдая из-за шторок своего роскошного автомобиля за копающимся в грязи изможденным человеком.

— Местный наркоман-бродяга, — ответил его помощник и начальник охраны, со странным именем Гурон. Он так привык к этому имени, что когда его называли Исмаилом, его настоящим именем, он даже не откликался на него.

Пока машина отъезжала от колоритного и лохматого человека одетого в мешковину с прорезями для головы и ног. Гурон доложил все, что знал о человеке, которым интересовался хозяин.