Линкольн Чайлд - Меч карающий

Капитан медленно вдохнул, затем ещё раз. Казалось, тело охватила лёгкая дрожь – быть может, это отдавался стук сердца. И затем, с благоговейной медлительностью, Найдельман откинул крышку.

Внутренняя часть ящика осталась в тени, но капитан моментально заметил слабое сияние драгоценных камней. Из столетиями запертого ларца пахнуло тёплым ароматом мирры.

Сам меч покоился на надушенном бархате. Найдельман протянул руку и опустил её на эфес; пальцы сами собой скользнули под золотую корзинку и сжали рукоять меча. Клинок был не виден, скрыт в потрясающих ножнах, инкрустированных золотом и драгоценными камнями.

Очень осторожно капитан вынул из ларца меч с ножнами. Бархат, на котором тот возлежал, мгновенно рассыпался облачком фиолетовой пыли.

Найдельман поднял меч – с удовлетворением отметив его массивность – и бережно поднёс к свету.

Ножны и эфес, очевидно, выделки византийских мастеров. На них не пожалели золота. Наверное, работа восьмого или девятого столетия; необычайно редкий дизайн, словно у рапиры. Барельеф и филигрань неимоверно тонкой работы; постоянно имея дело с сокровищами, Найдельман ни разу не видел работы ювелирней.

Он поднёс к глазам ножны и повернулся к свету, чувствуя, как замирает сердце. Фас ножен усыпали неогранённые сапфиры такой глубины, цвета и чистоты, что это казалось немыслимым. Найдельман понятия не имел, что на земле есть силы, которые могут придать камням настолько богатый оттенок.

Капитан перевёл взгляд на рукоятку. На гарде и поперечине четыре удивительных рубина, каждый из которых не меньше знаменитого «Де-Лонг Стар», который, как он знал, считался самым совершенным драгоценным камнем на свете. Но в головку эфеса был утоплен рубин, далеко превосходящий Де-Лонг по размерам, цвету и симметрии. Этому камню, подумал Найдельман, повернув эфес к свету, на земле нет равных – исключено!

Кольца на рукоятке, незаточенной части клинка у эфеса, и контргарде представляли собой ослепительный ряд сапфиров целой радуги цветов: чёрные, оранжевые, тёмно-синие, белые, зелёные, фиолетовые и жёлтые. И каждый из камней оказался огромен. Найдельман снова поразился невиданной глубине цвета. Даже в самых лихорадочных мечтаниях не мог он представить такие драгоценности. Каждый камень уникален, каждый мог диктовать на рынке любую цену. Но иметь их все вместе, объединённые в одно-единственное произведение византийских золотых дел мастеров – просто немыслимо. Равного в мире никогда ничего не было и не будет.

С абсолютной ясностью сознания Найдельман понял, что его представление о мече ничуть не пошатнулось. Скорее, он недооценивал его мощь. Произведение искусства, которое может изменить мир.

Ну, а теперь, наконец, настал тот самый миг. Эфес и ножны выдающиеся; клинок должен потрясти воображение! Сжимая эфес в правой руке, а ножны – в левой, он нарочито медленно принялся вытягивать меч.

Неописуемое удовольствие поначалу сменилось недоумением, затем шоком, а потом – удивлением. Из ножен высунулся рябой, разглаженный, деформированный кусок металла. Потрёпанный и изуродованный, окисленный в странный, фиолетово-чёрный цвет, с включениями какого-то белого вещества. Найдельман вытянул его во всю длину и поднял перед глазами, не в силах оторвать взгляда от бесформенного клинка – то есть, слово «клинок» едва ли было здесь уместно. Капитан отвлечённо подумал, что всё это может значить. За долгие-долгие годы он представлял этот миг сотни, тысячи раз. И каждый раз меч выглядел иначе.

Но никогда не был таким.

Найдельман погладил грубый металл, поражаясь его удивительному теплу. Быть может, меч попал в огонь и расплавился, а затем к нему приделали новый эфес. Но какому пламени такое под силу? И что это за металл? Не железо – его покрыла бы корка ржавчины – и не серебро, окислы которого чёрные. Ни платина, ни золото вообще не окисляются. И он намного, намного тяжелее, чем олово или другой неблагородный металл.

У какого металла окислы фиолетовые?

Найдельман повертел мечом и прорезал им воздух. И в тот же миг на ум пришла христианская легенда об архангеле Святом Михаиле.

В голову закралась необычная мысль.

Несколько раз, во мраке ночи, ему грезилось, что запрятанный на дне Водяного Колодца меч окажется тем самым мечом из легенды – орудием самого Святого Михаила, победителя Сатаны. Во сне, когда Найдельман смотрел на меч, на него снисходило божественное, ослепительное озарение, как на Святого Павла по дороге в Дамаск. Его всегда охватывало забавное чувство умиления от того, что даже его богатое воображение вечно давало сбой в этом месте. Ничто из того, что он был способен понять, не могло оправдать восхищение и ужас, которые читались в исторических документах, в которых упоминался меч.

Но если Святой Михаил – Архангел Меча – и в самом деле победил Сатану, его оружие в той схватке должно было почернеть и оплавиться. Такой меч выглядел бы совсем иначе, чем остальные.

Как та штуковина, что у него в руках.

Найдельман уставился на оружие новым взглядом, в душе зародилась смесь восхищения, страха и неуверенности. Если это и правда тот меч – а разве может быть другое объяснение? – тогда это свидетельство, доказательство существования потустороннего мира; доказательство, что на свете есть не только материальное. Предъявить этот меч миру – какой шум поднимется!

Да, да, – кивнул он себе. С таким мечом он сумеет очистить мир от скверны. Сможет побороть всеобщее духовное банкротство, наподдаст фатальный пинок умирающим религиям мира и их вымирающим жрецам. Сможет создать нечто новое для нового тысячелетия. То, что меч в руках именно у него – никакая не случайность; он заслужил это потом и кровью, доказал, что достоин его. Меч – доказательство, которого он ждал всю жизнь; он – главное его сокровище.

Дрожащей рукой капитан опустил тяжёлое орудие на открытую крышку ларца. И ещё раз задумался над контрастом между сверхъестественным очарованием эфеса и корявой уродливостью клинка. Но теперь ему стало казаться, что и в таком отталкивающем контрасте кроется своя прелесть, что это почти святая форма уродства.

И теперь меч принадлежал ему. У него было сколько угодно времени, чтобы поразмыслить – и, быть может, со временем понять – его непостижимую и ужасную красоту.

Найдельман бережно вложил клинок в ножны и бросил взгляд на ящик. Он и его поднимет наверх; ларец тоже важен, он неразделимо связан с историей меча. Бросив взгляд через плечо, капитан с удовлетворением отметил, что Магнусен, наконец-таки, опустила в сокровищницу бадью, и теперь медленно, словно робот, загружает её мешками с монетами.