Кортни. Книги 1-6 - Уилбур Смит

сменить ли название, оно такое колониальное и английское…

Провожая их по отелю, Тара продолжала счастливо болтать. Ковры в коридорах потерты, в номерах есть раковины, но туалет общий, в конце коридора.

Тара знакомила их со всеми, кого они встречали в коридорах или гостиных.

– Это мои сын и дочь из Кейптауна.

И они пожимали руки немецким и французским туристам, которые не говорили по-английски, а также пакистанцам, китайцам, черным кенийцам и цветным южноафриканцам.

– Где вы остановились? – спросила Тара.

– В «Дорчестере».

– Конечно, – закатила глаза Тара. – Пятьдесят гиней в день, оплаченные потом рабочих компании Кортни! Что еще мог выбрать ваш отец! Почему бы вам с Майки не переселиться сюда? У меня как раз свободны два маленьких номера на третьем этаже. Вы здесь встретите много интересных людей, и мы будем чаще видеться.

Изабелла содрогнулась при мысли о туалете в конце коридора и вмешалась, прежде чем Майкл согласится:

– Папа будет в ярости, он все для нас приготовил, и мы ведь знаем дорогу, на такси совсем недалеко.

– Такси, – фыркнула Тара. – Почему не поехать автобусом или подземкой, как обычные люди?

Изабелла, потеряв дар речи, смотрела на мать. Разве она не понимает, что они не обычные люди? Они Кортни. Она так и собиралась сказать, но Майкл, угадав ее намерение, спокойно вмешался:

– Конечно, ты совершенно права, матушка. Назови нам номер автобуса, и мы будем ездить на нем.

– Майки, дорогой, больше не зови меня матушкой. Это так буржуазно. Зови меня мамой или Тарой, но не матушкой.

– Хорошо. Вначале будет немного непривычно, но пусть. Буду звать тебя Тарой.

– Скоро обед, – беспечно провозгласила Тара. – Я попросила повара приготовить пудинг из хлеба и масла, я знаю, ты это любишь, Майки.

– Я не хочу есть, матушка… Тара, – объявила Изабелла. – Должно быть, разница во времени или что-то еще…

Майкл сильно ущипнул ее.

– Прекрасно, Тара. Мы с удовольствием останемся пообедать.

– Я должна заглянуть на кухню, убедиться, что все в порядке… идемте со мной.

Когда они вошли в кухню, к Таре подбежал ребенок. Должно быть, он помогал повару-ирландцу, потому что его руки по локоть были белы от муки. Тара обняла его, не обращая внимания на муку, сыпавшуюся на ее свитер.

Голову мальчика покрывали спутанные короткие курчавые волосы, а кожа у него была цвета жидкого кофе с молоком. Глаза большие и темные, симпатичное мальчишеское лицо. Он напомнил Изабелле десятки детей работников из Вельтевредена. Она улыбнулась мальчику, и тот ответил озорной, но дружелюбной улыбкой.

– Это Бенджамин, – сказала Тара. – А это, Бенджамин, твои брат и сестра – Майки и Изабелла.

Изабелла смотрела на ребенка. Она очень пыталась опровергнуть и забыть все, что наговорил ей Лотар, и отчасти ей это удалось. Но сейчас все вернулась, слова ревели в ее ушах, как река в половодье. «У тебя есть сводный брат приятного цвета кофе», – сказал ей Лотар, и ей захотелось крикнуть: «Как ты могла, мама, как ты могла так поступить с нами?» Но Майкл, опомнившись от нескрываемого удивления, протянул мальчику руку и сказал:

– Привет, Бен. Приятно, что мы братья. Как насчет того, чтоб быть и друзьями?

– Привет, парень. Мне это нравится, – сразу согласился Бенджамин. Словно для того чтобы отчаяние и смятение Изабеллы усилились, он говорил с сильным акцентом южного Лондона.

За обедом Изабелла не произнесла и десяти слов. В гороховый суп добавили муку, которая не совсем сварилась и прилипала к небу. Копченый окорок комом лежал в водянистой подливке, а капусту при варке довели до розового цвета.

Они сидели за одним столом с Финеасом, портье, и пятью другими гостями Тары, черными беженцами из Южной Африки, и разговор велся почти исключительно на левацком жаргоне. Правительство, членом которого был любимый отец Изабеллы, именовалось не иначе как «расистским режимом», и Майкл принял оживленное участие в обсуждении перераспределения богатства и возвращения земли тем, кто на ней работает, после того как будет основана Народная Демократическая Республика Азания. Изабелле хотелось крикнуть: «Черт побери, Майки, они говорят о Вельтевредене и о шахте «Серебряная река»! Это террористы и революционеры, и единственная их цель – уничтожить нас и наш мир!»

Когда подали хлеб с маслом, она не вытерпела.

– Прости, Тара, – прошептала она. – У меня ужасно болит голова, мне нужно вернуться в «Дорчестер» и лечь.

Она была так бледна и подавлена, что Тара возражала только для вида и была искренне озабочена. Изабелла отказалась от того, чтобы Майкл ее сопровождал.

– Не хочу портить вам веселье. Ты не видел матушку… Тару… очень давно. Я поймаю такси.

Может, усталость действительно ослабила ее, но она обнаружила, что в такси плачет от досады, стыда, ярости.

– Будь она проклята! Чтоб ей провалиться! – шептала Изабелла. – Она опозорила и обесчестила нас, папу, и бабулю, и меня, и всю семью.

Добравшись до своего номера, она заперла дверь, бросилась на кровать и потянулась за телефоном.

– Коммутатор, я хочу поговорить с Йоханнесбургом в Южной Африке…

Она прочла номер из своей записной книжки.

Ждать пришлось меньше получаса, и голос с замечательным, домашним, африкаанским выговором произнес:

– Главное полицейское управление, Бюро государственной безопасности.

– Я хочу поговорить с полковником Лотаром Делареем.

– Деларей.

Несмотря на разделяющие их тысячи миль, его голос звучал четко и ясно, и мысленно она снова увидела его обнаженным на рассветном берегу, похожим на греческую статую спортсмена, но с горящими золотыми глазами, и прошептала:

– О Боже, Лотти, как я по тебе соскучилась! Я хочу домой. Здесь отвратительно.

Он говорил спокойно, утешая и уговаривая, а когда она