Виталий Гладкий - Приключения-91

— Вы хотите сказать, что наш преступник уже достаточно наказан?

— Не ловите на слове. — Изместьев замялся. — Я не утверждал, что знаком... Стало быть, и знать не могу, достаточно он наказан или нет. Теоретическое рассуждение, не больше.

— Ах, теоретическое. И на том спасибо. Должен сознаться, так далеко я пока не заглядывал.

— Я вам подсказал?

— Намекнули.

— Нечаянно.

— О, да, — рассмеялся Кручинин. — У вас, насколько мне известно, городская прописка?

Изместьев отвел глаза.

— Виноват... Никак не соберусь.

— Давно в берлоге?

— Около трех лет. Не беспокойтесь, я все улажу.

— Семейные неурядицы?

Изместьев ответил не сразу.

— Пожалуй... Если важно, я поясню.

— Будьте так любезны.

— Жена... Она уверена, что я не выдержу и рано или поздно вернусь. Короче, развода не дает, а мне бороться с нею скучно. Да и времени жаль... Понимаете, — заметно волнуясь, сказал он, — у нас погиб сын. В армии... Несчастный случай... И вот... кризис... разлад... Мы перестали понимать друг друга.

— Извините.

— Ничего... У вас служба.

— Так и живете в сторожке?

— Когда холодно — да. Но, вообще говоря, у меня нет повода, чтобы быть недовольным. Надеюсь, как и у местного начальства — быть недовольным мною... Все-таки полторы ставки... И напарника устраивает... Рядом с лагерем у министерства небольшой дачный поселок, за которым я тоже присматриваю... Комната и веранда. До глубокой осени. Я очень рад.

— И все время один?

— К великому удовольствию.

— Не скучаете по городу? По удобствам? По друзьям?

— Откровенно?.. Нет. Я привез с собой книги. Отличная фонотека. Приемник, магнитофон.

— Такие, как вы, сейчас называют себя «невостребованными временем».

— В принципе правильно.

Кручинин снова подмигнул. И спросил ласково:

— Насколько мне известно, товарных невостребованный, вы проживали здесь не один?

— Что вы имеете в виду?

— У вас был друг.

— Ааа, — не сразу догадался Изместьев, — вот вы о чем... Да-да, вы правы... Цыпа. Цыпочка моя... Я взял его с собой, когда покинул город... Простите. Мне трудно об этом говорить... Вы, конечно, вправе думать все что угодно, но самые большие трудности у меня сейчас оттого, что ее нет рядом. И вряд ли кто-нибудь сможет меня понять... Только тот, кто сам испытал нечто подобное.

— Сильную привязанность, вы хотите сказать?

— Нет, Виктор Петрович. Любовь.

Кручинин подбросил шарик.

— Неприятно в океане почему-либо тонуть — рыбки плавают в кармане, впереди неясен путь... Все-таки придется рассказать. Я вас намеренно не торопил.

— Да-да. Понимаю... Вам нельзя обойти... А умолчал по двум причинам. Изместьев вздохнул. — Тяжко вспоминать... Сначала сын... Теперь вот она... Чем-то я прогневил небо... А во-вторых... это не приблизит вас к разгадке. Дело, повторяю, у вас очень простое. И вместе с тем необычайно сложное. Всей душой вам сочувствую. Мне кажется, что вы, несмотря на любовь к сомнительной поэзии, человек порядочный. Честный.

— В его органах кондрашка, а в головке тарарам... Мы с вами встретились на опушке. Там еще приметное дерево. Клен. У него ветви странно переплелись.

— Вы заметили?.. О, это удивительное дерево... Я прежде считал, что столь круто менять направление жизни только люди в состоянии. Оказалось, что и дерево тоже. Удивительно. Какой излом! Невольно начинаешь думать, что и растения обладают чем-то — если не разумом, то... свободной волей, что ли. Во всяком случае, рефлекс цели у них, несомненно, присутствует. Интуитивное знание. Принцип целесообразности...

— Мандибулы и педипальпы, — перебил Кручинин. — Под деревом похоронен ваш пес?

Изместьев кивнул.

— По кличке Цыпа?

— Полное имя Принципиалка... По характеру — достаточно точно.

— Неопределенной породы?

— Отчего же неопределенной? Чистая дворянка.

— Рослая? Злая?

— Нет-нет, что вы. В холке сантиметров сорок. Примерно со спаниеля. Безобидное существо. Квадратненькая, черно-белая, с бурыми подпалинами. Как все дворняжки, трусовата. Веселая. И очень принципиальная. Ей шел седьмой год... Да, верно. В ноябре бы исполнилось семь. Цветущий возраст.

— И блоха мадам Петрова, что сидит к тебе анфас, — продекламировал Кручинин, уверенно и изящно жонглируя тремя шарами, — умереть она готова, и умрет она сейчас... Алексей Лукич, я примерно догадываюсь, как она погибла.

— Знаю, — Изместьев помолчал. — Мы обходили озеро. Как всегда. Цыпа забегала вперед или немного отставала. У нее свои интересы на прогулке. Но все время на виду. Незримый поводок. Она прекрасно меня чувствовала, даже на расстоянии... Обошли озеро и направились в лес. И тут они окликнули...

На поляне играла музыка.

— Мужик! — позвал Агафонов. — Эй! Обожди!

— Але! Не слышишь, что ли? — Притула догнал и грубо развернул сторожа за плечо. — К тебе обращаются.

Цыпа недовольно залаяла.

— В чем дело? Что вы хотите?

— Заехать тебе разок промеж глаз... Чтоб лучше слышал.

— Свянь, — сказал Агафонов приятелю. Лениво поднялся и подошел. — Извини, батя. Все нормально. Ты кто? Не сторож случайно?

— Цыпа. Помолчи... Чем могу быть полезен?

— «Жигуля» не видал? Белый такой, весь заляпанный, не видал?

— Здесь?

— Не шути, мужик, — сказал Притула. — Мы на взводе.

— Сам из деревни?

— Нет.

— Ладно, — сказал Агафонов. — Неважно. Вот оно, Привольное. Видишь? Вторая хата с краю. Там «Жигуль» стоял. Три дня. А сейчас нету. Как испарился, понимаешь? Накололи, зараза. Утром. Или ночью.

— У вас украли машину?

— Ну, — сказал Притула. — Допер.

— Сочувствую.

— Ты же ходишь тут. Не видел, когда уехала?

— А сами вы? Не слышали?

— Спали мы, батя, — сказал Агафонов. — Черт.

— Ночью, молодые люди, я тоже сплю. Утром делал обход. Привольное — не мой объект. И при всем желании я не мог увидеть, что кто-то уезжает из вашей деревни. Да и ни к чему.

— А ты кто вообще-то? Правда, сторож?

— С вашего разрешения, я пойду?

— Хрен старый. — Притула, вспыхнув, схватил сторожа за отвороты плаща. — Не люди мы, да?

Цыпа залаяла взахлеб.

— Интеллигент вшивый. Ууу. Так бы и чпокнул, чтоб башня съехала.

— Тихо ты, тихо, не заводись.

— Заткни собаку!

— Сами успокоитесь. Она и перестанет.

— На нервы действует. — Притула поднял палку. — Прибью, гадина!

— Кончай, — Агафонов присел на корточки и стал приманивать собаку. Кыс-кыс. Иди сюда. Иди. Ко мне. Кыс. Не бойся. Ну. Ну, психованная. Растявкалась. Иди ко мне. Иди.

— Цыпа! — громко приказал Изместьев. — Не подходи!

— Закрой варежку! — Притула вздернул его за шиворот.

— Цыпа! Убегай! Уходи!

— Умолкни, говорят тебе! Тварь.