Ростислав Самбук - Ювелир с улицы Капуцинов

Подсел к Петру на диван, положил тяжелую ладонь парню на плечо.

– Согласен?

Петро непонимающе взглянул на него.

– Согласен? – спросил еще раз. – Ежели что… подумай, взвесь все. Мы подождем…

– Вы спрашиваете моего согласия?! – воскликнул Петро. – Моего согласия?!. Я думаю вот про что: вы, Евген Степанович, черт его знает кто… Ну почему именно мне поручается такое? В душу вы мне заглянули, что ли? Конечно, согласен! Но это не то слово… Я хочу этого и убежден – вы не ошиблись. Не знаю только, почему выбор пал на меня…

– Не было другого выхода, да и время не терпит, – не лукавя, объяснил Заремба. – Мы не в Москве, перебирать сотни кандидатур не имеем возможности. Правда, и здесь свет клином не сошелся на тебе, кого-нибудь все равно подобрали бы. Однако не об этом сейчас речь… Я поручился за тебя. А поручился, потому что… Благодари вот ее, – указал на Катрю, – она мне столько наговорила…

– Скажете еще! Сами же расспрашивали… Тот лукаво повел глазом.

– Что, испугалась, красавица?..

– Вуйко Евген, – покраснела девушка, – и что это вы выдумали?

Богдан все время сидел в углу, лишь поглядывал на Зарембу.

– И везет же людям! – сказал вдруг. – Я на твоем месте, Петро, в бога начал бы верить: имеешь покровителя на небе… Вы только посмотрите: не успел еще из лагеря вырваться, рану еще не залечил – и вот тебе! А ты – здоровый, рассудительный – сиди да сало нагуливай. Только теперь я начинаю понимать, как права была наша мать, когда вколачивала в меня этот немецкий язык! Как бы он теперь пригодился мне!

– Это ты рассудительный? – язвительно улыбнулся Заремба. – Не шуми, есть и для тебя дело.

– Снова листовку писать? – скривился Богдан.

– А ты знаешь, чего стоит хорошая листовка?

– Согласен, буду писать, – поднял руки вверх Богдан.

– Э, нет, теперь мы тебе не это поручим, – улыбнулся Заремба. – Приготовься: завтра около двенадцати выезжаем…

– Куда?! – загорелись глаза у хлопца.

– Об этом потом. Оденься попроще – куртку какую-нибудь, сапоги… Поглядывай в окно. Увидишь, я на фире[7] проеду – выходи. Огородами обойдешь, ждать буду возле старого дуба. Не забыл еще?

– Понятно. Как с документами?

– Будут у меня. С собою – ничего!

Этой ночью Петро не спал. Лежал тихо как мышь, едва дыша. Все представлял себя в разных положе shy;ниях. Как разговаривает с губернатором, как едет в Бреслау… Дядя Карла Кремера рисовался ему краснолицым, солидным субъектом, с кольцами на паль shy;цах. Грубоватый коммерсант, которого он окрутит за день. А потом он, Петро, свой человек и в гестапо и в военной комендатуре…

Богдан ворочался с боку на бок и удивлялся Петру: так повезло человеку, а он лег и сразу заснул. Я бы на его месте… Но постой – и у нас завтра что-то наклевывается. Вуйко Евген предложил надеть сапоги и куртку. Следовательно, едем куда-то за город. Зачем? Неужели к партизанам?! К тем самым, которые ликвидировали этого Кремера. Боже мой, как истосковались руки по оружию! Вообразил себя в засаде над дорогой. Из-за угла на большой скорости выскакивает черный “лимузин”. В руках задрожал ав shy;томат… Так вас, так! Вот это жизнь!

Унтер-офицер в черной эсэсовской форме проводил Модеста Сливинского на второй этаж, подал знак подождать в приемной. Пан Модест опустился на стул у стены. Черт его знает что!.. Хотя пана Модеста и предупредили, что его примет сам Отто Менцель, который хочет по-дружески побеседовать с ним, колени у пана Сливинского предательски дрожали. От гестапо всякого можно ожидать и от “парафии”[8] Отто Менцеля лучше держаться подальше. Ведь и излишняя благосклонность шефа тайной полиции может оказаться не менее опасной, чем враждебность или недоверчивость.

Тяжелая дубовая дверь открылась, и тот же эсэсовец пригласил Сливинского в кабинет. Пан Модест, собрав все свои силы, переступил порог с высоко поднятой головой, всем своим видом показывая, что в кабинете Отто Менцеля он чувствует себя так же, как и в салоне пани Стеллы. То, что он увидел в первое мгновенье, придало ему храбрости. Да, он выбрал правильный тон – сам герр Менцель вышел из-за своего массивного стола и с приятной улыбкой поспешил навстречу Модесту Сливинскому.

– Очень рад видеть пана Сливинского у нас, – чуть ли не пропел, пожимая длинные холеные пальцы пана Модеста. – Наконец-то вы пожаловали к нам в гости…

Вспомнив, как его пригласили и везли “в гости”, Модест Сливинский снова почувствовал предатель-скос дрожание в коленях, но, благодарение богу, Отто Менцель указал ему на глубокое удобное кресло. Пан Модест нахально вытянул ноги в модных пестрых носках, оглянулся вокруг и сказал с наигранной беззаботностью:

– У вас неплохой кабинет, герр Менцель. Светлый и со вкусом обставленный.

– Вы думаете? – захохотал тот. – Я уже привык к нему и не замечаю. Да и вкус у нас невзыскательный…

– Что вы, что вы! – возразил пан Модест. – Посмотрите, как гармонирует цвет этого ковра с тонами портьер! Какое богатство красок!

– Правда? – притворно усмехнулся Менцель. Ковры, портьеры и всю мебель притащили сюда из квартиры известного польского ученого, и Модест Сливинский был первым, кто обратил внимание на их изящество и красоту. – Мне очень приятно, что вы так высоко оцениваете мои дилетантские попытки…

Пан Модест смотрел на этого чурбана, который весь утонул в большом кожаном кресле. Какой идиот, простите, пустил слух о жестокости и зверствах Отто Менцеля? У этого краснолицего субъекта вид вполне добропорядочного человека. Как прислушивается он к его, Модеста Сливинского, суждениям, как предупредительно заглядывает в глаза! Пан Модест все больше утверждается в мысли, что перед ним уравновешенный пожилой господин. Вот разве только пальцы подозрительно грубоваты; но что поделаешь, у человека не может быть все абсолютно гармонично.

Пан Модест заложил ногу за ногу и, покачивая чуть ли не пе shy;ред носом Менделя до блеска начищенным ботинком, уве shy;рен shy;но, даже с оттенком некоей снисходительности, произнес:

– Должен вам заметить, герр штандартенфюрер, что вы ма shy;ло знаете и плохо используете украинских патриотов. Мы мог shy;ли бы принести значительно большую пользу.

– Вы так думаете? – Менцель сощурился. Эта беседа, ко shy;то shy;рой он придал такой необычный тон, забавляла его. Смешно бы shy;ло смотреть, как пыжится и поучает его этот осел в модном гал shy;стуке. Но иногда можно позволить себе небольшой спектакль.

И, продолжая игру. Менцель произнес елейным голосом:

– Возможно, вы и правы… Мне лично очень понравилась та, гм… как бы это сказать?., лояльность, которую вы с такой откровенностью высказали у госпожи Стеллы Но это же только слова, – вздохнул, – а что в наше время слова? В лучшем случае – мелкая разменная монета. А ведь вы, герр Сливинский, привыкли иметь дело с крупными купюрами. Не так ли?