Сергей Кучеренко - Корень жизни: Таежные были

…Угасли звезды, посерел, потом блекло порозовел восток, выкатил из-за гор холодный багровый диск солнца, ожили и засуетились дятлы, сойки, поползни. Засверкал чистый снег, изумрудными стали густые кроны кедров, зашевелились жесткие сухие листья на дубах под легкими струями разбуженного воздуха. Где-то далеко каркала ворона и рявкали изюбры, рядом уркала и цокала белка. А Юдаков ничего этого не видел и не слышал, потому что весь мир и все его ощущения сошлись на лыже, костылях и очередном клочке снежной толщи, который надо было брать приступом.

Когда солнце уверенно оторвалось от зубчатого горнотаежного горизонта и покатило на юг, Юдаков уже не мог идти: двое суток без сна, второй день без пищи и этот путь вконец измучили. Из последних сил он ползал среди заснеженных деревьев, чтобы набрать сушняка и развести костер, и не смог. Не удалось сломать сухую палку и разгрести снег до земли. Он залез под выворотень, обращенный своей чернотой к югу, сознание помутилось, расплылось, и он провалился в темноту… А сердце било: «луб-дупп… луб-дупп…», но уже по-другому — глуше и слабее.

…Ему казалось, что он лежит у костра по ключу Бататяна, вдоль которого особенно часто ходили тигры. И не один, а с Игорем, который возится у костра. Вдруг Игорь тихо говорит: «Толя, Ленивый к нам пожаловал». И действительно, к ним спокойно и на самом деле лениво подходил здоровенный и бесстрашный черно-бело-рыжий тигр красавец, ранее поделом прозванный ими Ленивым. Он был настолько спокоен и уверен в себе, что и кончиком хвоста шевелить, как это бывает у тигров при легком волнении, не изволил. Подойдя почти вплотную, он мягко встал атлетически сильными передними лапами на валежину, показывая глубокую и широкую снежно-белую грудь в угольно-черных полосах, и заговорил красивым и умным басом Ефима Капеляна:

— Привет, бродяги! Можно к вам на огонек?

— Здорово. Подходи, будь гостем. Мы как раз недавно о тебе говорили, — ответили мужики.

Ленивый с достоинством подошел и небрежно бросил плашмя заднюю половину тела рядом, вытянув вперед лапы, гордо подняв голову. Она оказалась так близко, эта тигриная морда, что совершенно четко были видны чисто-белый подбородок и мелкий крап из темных точек на белой верхней губе, усы — длинные и жесткие, разлетающиеся от носа, и мягко-короткие на бровях, рыжий нос, белые надбровья, бакенбарды солидного господина, янтарные с прозеленью пронзительные глаза, которые смотрели не только на людей, но и через них — куда-то в тайгу и сопки.

Добродушно, вроде бы в улыбке, раскрыв рот, как бы похваляясь — на всякий случай! — смертоносными клыками-кинжалами и поиграв серповидными иглоострыми когтями (Вот они, видите? А теперь их нет, а вот опять смотрите! Громадные? То-то!), Ленивый пробасил:

— Поговорить хочу.

— Давай, давно хотели с тобой встретиться. Мы два раза встречались.

— Я вас замечал много чаще. Вы как-то прошли от меня в паре прыжков, я легко мог смять и раздавить вас обоих.

— Зачем же ты караулил?

— А надоела ваша слежка. Она унижает царя зверей.

— Но мы не желаем тебе зла.

— Чего же вы хотите?

— Узнать подробно, как и чем ты живешь.

— Плохо узнаёте. Думаете, подсчитали задавленных мною зверей, сколько ем я, хожу где и как охочусь, и все?

— Да нет, нам нужно гораздо больше выяснить. Как, например, и когда ты любишь своих подруг и какие у тебя чувства к детям. Почему так ненавидишь собак и в этой ненависти становишься безрассудным. Болеешь чем, чему благоволишь и что презираешь. Очень интересуемся, так ли ты силен умом, как телом. Отчего ты то до скупости экономен, а то вдруг становишься безрассудно жестоким и расточительным. Зачем ты месяц назад задрал сразу трех кабанов, если был сыт? И бросил, лишь побаловавшись задком одного из них? И не вернулся, оставив все воронам?

— Я здесь хозяин. А знаете ли вы, что мне иногда приходится подолгу голодать?

— Знаем. Ты слишком жирен, чтобы страдать от голода. Для тебя это просто временный пост. Чтобы не зажирел вовсе, как медведь.

— Это так, — согласился Ленивый. Широко и бесцеремонно зевнув, он вдруг вроде бы хитро улыбнулся и сказал, прищурив глаза: — И все-таки вы не все обо мне узнаете. Вот, например, почему мы не трогаем сейчас людей? Когда, конечно, они нас не обижают. Не едим их?

— Для нас это пока загадка.

— Она долго будет загадкой. А знаете ли вы, что любители человечьего мяса все-таки могут объявиться и среди тигров? Сначала случайно, потом… Потом это станет обычным…

— Мы такое не исключаем. Но горе будет вам.

— Ах, горе! Вы за год убиваете полтора десятка нашего брата, а вас не тронь!

Распалившись в злобе, Ленивый зазмеился хвостом, ощерился в угрозе и уже зло рычит:

— Вы считаете себя царями земли и всего живого, а благородства в вас мало. Зачем вы убиваете животных? Только для того, чтобы снять с них шкуру? Лес зачем пилите и жжете?

Ленивый наклонился так близко, что его усы защекотали по лицу Юдакова, и стало так жутко, что он проснулся в трясучке. Раскрыл глаза — не увидел Ленивого, а лица касались метелочки вейника, шевелящиеся под легкими порывами ветерка…

Полуденное солнце пригревало и не давало коченеть. Сжавшись в комок, он берег каждую частицу тепла. Сначала лежал и думал о солнце, костре, печке, потом в полузабытьи переключился на Ленивого.

Конечно же этот тигр только что «высказал» его — юдаковские — мысли. Если судить объективно, сделано и выяснено не так мало, но как еще много неузнанного! Загадок, проблем, пробелов. Особенно во взаимоотношениях тигра с человеком. Как совместить задачу охраны тигров и повышения продуктивности охотничьего хозяйства? Как надо будет охранять тигров, если объявятся среди них людоеды? Можно ли отлавливать тигрят? А как это скажется на популяции? Споры все больше на эмоциях… Много еще вопросов, которые нужно решать. В сущности, сделано-то маловато… Разве можно, чтобы все это сейчас оборвалось…

Но все же думать приходилось больше о своей жизни, о своей судьбе. Да, прожито тридцать пять лет, правильно и неплохо прожито. Цель в жизни есть, и вроде бы клеится все. Будущее разложено по полочкам. От «персонального» тигра надо переходить на все семейство кошачьих, и в других зверях неисследованное требует внимания. С диссертацией и книгой затянул, конечно: и то, и другое можно и нужно было уже сделать. Не спешим, не ценим годы. Думаем, нет нам износу. Не смотрим на время поочередно то крупным, то общим планом, слишком редко оглядываемся назад, осмысливая прожитое и сделанное. Строгости к себе больше бы надо… Теперь скручу себя потуже. Только выжить надо во что бы то ни стало… И снова забылся Юдаков. Провалился в черную пучину.