Непридуманные истории - Владимир Иванович Шлома

я выспался. А ты в норматив не уложилась. Я доложу начальнику отделения.

— А что Вы хотели?

— Ничего. Хочу, чтобы ты тоже не спала.

Медсестра ушла, а Виталий начал тихонько смеяться, чувствуя, что ему все сходит с рук.

— Коля, а тебе не кажется, что у него с головой действительно не все в порядке? — спросил Иван.

— Мне тоже так начинает казаться, — ответил Николай.

Некоторое время все трое лежали молча, потом Виталий опять начал кричать и звать медсестру. Николай не выдержал этой пытки, и швырнул в Виталия свой стакан.

— Не попал! Не попал! — радостно запрыгал на своей кровати Виталий.

Теперь уже и Ивану, и Николаю стало понятно, что рядом с ними лежит псих. Больше никаких сомнений в этом не было.

— Давай наверно перебираться в свою палату, — предложил Иван, — здесь он нам все нервы истреплет, и поспать не даст.

Два товарища по несчастью, завернулись в простыни и босиком, потопали в свои палаты. Здесь у них ни одежды, ни тапочек не было, после операции лежали в чем мать родила. Легли в свои койки, и сразу же уснули. Последствия ночного перехода проявились уже днем, у Ивана начались сильные головные боли, которые продолжались три дня. Врач сказал, что это результат того, что они раньше времени встали с коек, их ведь предупреждали. А куда им было деваться? Терпеть выходки этого придурка они больше не могли. Врач им объяснил, что он не придурок, это такая болезнь, дома этот Виталий уже всех близких достал, и его сплавили в госпиталь. В тот же день Виталия перевели в психоневрологическое отделение.

Через неделю Ивана из госпиталя выписали. Никаких болей больше не было, вот только с недержанием мочи нужно было бороться снова. Это опять была проблема месяца на три или четыре, как пройдет. Но это уже не страшно, это дело времени.

— Самое страшное позади. Теперь ты до восьмидесяти лет проживешь, — сказал Ивану на прощанье его лечащий врач.

— «Будешь жить до самой смерти, если раньше не помрешь!» — в тон ему процитировал Иван строку из комедии Леонида Филатова «Про Федота стрельца, удалого молодца».

Больничный лист выписали на три дня, а дальше на усмотрение местного уролога. По истечении эти трех дней Иван и пошел на прием к терапевту, так как уролога в их поликлинике не было, а направить к нему в больницу мог только терапевт. Ивану очень не хотелось идти к Ониськику, и в душе он надеялся, что терапевт сам закроет его больничный, и никуда идти не нужно будет. Но закрывать больничный терапевт отказался, так как в выписном эпикризе было написано, что больной нуждается в наблюдении уролога. Иван взял направление, свою карточку, и поехал в больницу. На автобусе доехал до рынка, оттуда больше километра пешком до больницы. Приема к урологу ждали шесть человек, но врача еще не было. Врач пришел часа через два, и начал принимать больных. Приняв три человека, он опять куда-то ушел, и вернулся через час. Наконец-то подошла очередь и Ивана. Ониськин его конечно же не узнал. Он бегло просмотрел выписной эпикриз, и поднял глаза на Ивана.

— А почему Вы, собственно говоря, ко мне пришли? Простата у Вас давно удалена, и Вы теперь не мой больной. У Вас онкология. Вот и езжайте к онкологу.

— Но в эпикризе написано: нуждается в наблюдении уролога, — неуверенно возразил Иван, — из-за этой записи терапевт отказался закрыть больничный.

— Да мало ли, что там напишут. Езжайте к онкологу, Вы теперь его больной.

Не солоно хлебавши Иван ушел и от уролога. Нужно ехать в другую больницу. Опять больше километра до рынка пешком, потом одну остановку проехал на автобусе, потом еще полкилометра пешком, и он возле кабинета онколога. Здесь, как обычно, полно народа, не меньше тридцати человек. Иван занял очередь, и стал терпеливо ждать. К шести часам вечера он попал в кабинет. Увидев его, Людмила Викторовна очень удивилась.

— Иван Федорович, а куда Вы пропали? Почему ко мне больше не пришли?

— Да я в госпитале лежал, — оправдывался Иван, хотя у него и в мыслях не было, без надобности посещать этот кабинет. Мне нужно больничный закрыть.

Людмила Викторовна посмотрела больничный, прочитала выписной эпикриз.

— Ну теперь понятно, почему болело, — сказала она. — Но почему Вы ко мне с больничным, Вам к урологу нужно.

— Людмила Викторовна, у уролога я был, но он сказал, что поскольку простата у меня удалена, то я больше не его больной, и направил к Вам.

— А то, что у Вас еще остался мочевой пузырь и почки? Своими их он уже не считает? Сейчас я позвоню куда следует! Я ему устрою!

Она вышла из кабинета, и вернулась минут через десять.

— Иван Федорович, езжайте обратно к Ониськину, он должен Вас принять. Если опять не будет принимать, зайдите в администрацию, к той женщине, которой Вы сдавали документы на инвалидность, она Вам поможет.

Иван вышел из больницы на улицу. Уже начинало темнеть, и он сомневался, есть ли смысл сегодня ехать к Ониськину, может его уже давно нет в больнице. Ведь доберется он туда не раньше, чем через час. В это время возле него остановилось такси, кого-то привезли в больницу. Такси было свободно, и на нем Иван быстро доехал до другой больницы. Ониськин тоже еще был на месте.

— Это опять Вы? — сказал он без всякого удивления. — Зачем же сразу жаловаться нужно было? Могли бы просто приехать обратно. Я бы Вас и так принял. А то сразу жаловаться.

— Да я никому не жаловался, — возразил Иван, — Я просто съездил к онкологу, к которому Вы меня и направили.

— Ладно, давайте больничный. Жалобы есть?

— Только недержание мочи.

— Значит жалоб нет, — заключил Ониськин. Недержание мочи не считается.

Он закрыл больничный лист и отпустил Ивана. Домой Иван вернулся уже затемно. На закрытие больничного листа у него ушло десять часов.

За этот день Иван ужасно устал, и морально, и физически, как черт, отработавший две смены в кочегарке ада. Да и не только сегодня. Он устал от всего этого кошмара, который длится уже больше десяти месяцев. И до сих пор непонятно, когда все это закончится. Как же он устал от всего этого. Но свет в конце тоннеля уже виден. Главное, что болей больше нет, и он надеялся, что на этом его «хождения по мукам» заканчиваются, что месяца через три или четыре снова будет нормальная жизнь, по крайней мере до восьмидесяти лет, что ему в шутку обещал лечащий