Эрик Кольер - Трое против дебрей

— Я тоже это чувствую. Все как будто переменилось с тех пор, как он уехал. — Она замолчала, слабо улыбнулась и продол жала: — Сегодня утром я решила сделать пирог с голубикой. Визи всегда любил мои пироги, а ты к ним почти не прикасался. Я начала чистить ягоды и только потом до меня дошло, что нет смысла печь пирог.

— И мне тоже нет смысла ставить отметки на озере, — сказал я раздумчиво. — Не знаю, может, я просто поставлю вдоль ручья капканы на норок, а в лесу несколько капканов на ильку и рысь. Мы можем добыть две-три сотни ондатр в конце марта, когда лед очистится от снега и хатки будут видны без отметин. Нет смысла утомлять себя, чтобы добывать много пушнины, когда…

— Ведь капканы на норок можно объезжать верхом, да? — прервала меня Лилиан.

— Пока снег не слишком глубокий, да. А потом легче ходить на снегоступах.

— Ну, пока снег не слишком глубокий, мы будем осматри вать капканы вместе, — заявила Лилиан.

Когда мы получили от Визи письмо, он был рядовым королевс кого канадского полка, расквартированного в учебном лагере в Онтарио. Он должен был прослужить в армии три года. Онтарио находилось от озера Мелдрам, что в Британской Колумбии, на расстоянии тысяч миль. Время от времени он присылал нам письма. Мы старались регулярно ездить в Риск-Крик на почту, и я писал ему почти обо всем, что делалось в лесу. Но я ничего не написал ему о том, что этой зимой у нас будет мало отмеченных хаток, или о том, что у меня поставлено всего двадцать или тридцать капканов на норку вокруг бобровых запруд, когда их должно быть вдвое больше.

Мы не видели Визи до рождества 1952 года. В то время он получил отпуск. За день до рождества мы поехали в Риск-Крик встречать Визи. В начале зимы 1952 года погода была милости вой, что редко случалось в наших краях в это время года. На звериных тропах было не больше шести дюймов снега, а на Равнине Озерных Островов не было ни одного сугроба. Воздух был чистым и прозрачным, как вешняя вода, просачивающаяся через мох. Было около —10°, и снег приятно поскрипывал под шинами нашего джипа, когда мы прокладывали путь. Перед отъездом из дома Лилиан почти целый час потратила на свой туалет. Она одела изящный серый костюм, который снимался с вешалки в шкафу только в исключительных случаях. Три или четыре года назад Визи добыл три необычайно крупных горностая, совершенно белых, если не считать черного кончика хвостов. Он отослал шкурки скорняку, и тот сделал из них горжетку в подарок матери. Лилиан заявляла, что из всех сотен горностаев, добытых нами, никогда не было подобных этим трем. В то утро ее шею украшали шкурки этих горностаев.

Я возился с джипом — вычистил сиденья и до блеска про тер стекла. Я то и дело входил в дом, громко стуча ногами и бросая выразительные взгляды на часы. Наконец я потерял терпение и спросил: «Ты что, собираешься на прием к королеве?»

— Ведь ты же не захочешь, чтобы Визи увидел меня в брюках и непричесанной?

— Нет, конечно, — согласился я.

Когда мы подъехали к Риск-Крику, Визи уже ждал нас. Я не сразу его узнал. Он стоял подтянутый, как солдат королевской гвардии, в хорошо сшитой военной форме.

— Форма идет тебе, сынок, — сказал я, здороваясь.

— Мне больше нравится комбинезон, — спокойно отве тил он, и по его тону я понял, что это действительно так.

Я поспешил в магазин не потому, что была какая-то необходимость спешить, просто я думал, что Лилиан захочется хоть немного наедине побыть с Визи.

Скоро мы уже были на полпути к дому. Визи сидел за рулем, потому что он всегда водил машину лучше, чем я.

Семь дней отпуска. Но его отпуск начался в тот момент, когда он вышел за пределы учебного лагеря в Онтарио. Он потра тил три драгоценных дня только на дорогу в Риск-Крик. Еще три дня ему потребуется для того, чтобы вернуться в лагерь, так что дома он сможет пробыть только сутки. Но этот день приходился на рождество — самый лучший праздник в году. С моей точки зрения, нам невероятно повезло, что это рождество перед отъездом он сможет провести с нами.

В рождественское утро мы с Визи совершили длинную прогул ку по озеру Мелдрам.

— В этом году на озере, вероятно, около дюжины семей бобров, — сказал я. — Как ты смотришь на то, чтобы пойти пог лядеть?

В действительности дело было не в том, что мне хотелось со считать жилые бобровые хатки. Просто я знал, что перед рож деством Лилиан предпочитала оставаться дома одна и на свободе заняться стряпней. Если же мы были дома, то беспрестанно заглядывали в кухню, поднимали крышки с кастрюлек и даже иногда давали советы. В этих случаях она морщила нос и ворчала: «Ну что может мужчина понимать в приготовлении рождественского обеда? Пошли бы лучше ставить силки на зайцев. Или займитесь койотом, который в прошлую ночь сводил всех с ума своим воем».

В тот вечер мы сидели возле радио и слушали рождествен скую службу из Ванкувера. Лилиан всегда нравилась органная музыка, а теперь орган сопровождал хороший хор. В наших желудках покоилась индейка, рождественский пудинг, рождественский пирог и кекс, и поэтому разговаривать нам было очень тяжело. Я растянулся на кушетке и лежал, полузакрыв глаза. Я мыслен но вспоминал все двадцать два года, что мы встречали рождество в самом сердце тайги. В комнате было тепло и покойно, и звуки церковной службы, доносившиеся по радио, были мягкими и чуть приглушенными. На кушетку вскочил кот и растянулся рядом со мной, громко и удовлетворенно мурлыкая. Его желудок тоже был полон индейкой. Возле горячей печки, положив нос на лапы, лежал Спарк — наша собака лабрадорской породы. Я подумал: «Странно, что этот пес может терпеть такой страшный жар от печки». Желудок Спарка был полон лосятиной, потому что собаки предпочитают лосятину индейке даже в рождество. Визи сидел с книжкой, которую ему подарила Лилиан, и перелистывал страницы. Двадцать два рождества! Подумать только, даже не верится, что прошло столько лет и что мы провели их здесь в лесу. Я открыл глаза, окинул взглядом комнату, посмотрел на Лилиан. Она сидела в кресле возле радио, сложив руки, и слушала службу. И глядя на Лилиан, я понял, что действительно прошло много лет. Только годы могли прочертить на ее лице столько морщин и посеребрить ее волосы. «Кто ты такой — подумал я, — чтобы размышлять о том, что Лилиан начала седеть? Ты сам стал седым, как старый барсук». Скоро мне придется носить очки, потому что этой осенью я уже не мог увидеть стоящего спокойно оленя в лесу на расстоянии ста ярдов. Да, да, я не мог разглядеть оленя, пока он не срывался с места, чтобы убежать. Когда мы поселились на ручье, я мог разглядеть оленя, даже если он стоял за кустом. А теперь волосы Лилиан начали седеть, и мои — тоже. И может быть, весной я отправлюсь на Большую землю и разыщу окулиста, и может быть, он скажет мне, почему я не вижу оленя в лесу, когда тот стоит спокойно, глядя на меня.