Кошки в доме. Кошки в мае. Дайте кошке слово - Дорин Тови

Мы выходим. Нам уже легче. Никто не удивился, что Утя простая. И вроде бы уже ясно, что с ней.

Но тут открывается другая дверь. И пожилой врач спрашивает:

— Вы, кажется, хотели ко мне? Заходите.

Нам неудобно. Нам неудобно сказать, что мы уже ждем другого врача, и мы входим.

И снова мы открываем «молнию», и Утя выпрыгивает как бешеная.

— Она у нас необыкновенная… — начинает мама.

— Вижу, вижу.

— У нее рана, ее, наверное, избили.

— Вижу, вижу.

И мы молчим. А доктор пытается справиться с нашей Утей.

— Вы ее не можете подержать? Вас эта «необыкновенная» кошка, вероятно, не укусит?

Что ему сказать? Что укусит. И нас укусит. Потому что ей, видимо, очень больно, и сидела она долго в сумке, и обстановка чужая, да и вообще она кусается…

Нет, этого всего здесь ему говорить нельзя, и я держу Утю. Но Утя вырывается и начинает бегать по комнате.

— Да что это за животное такое!

Тут открывается дверь, и входит Николай Николаевич и еще три врача. Шумные, усталые. Они больше никого не будут сегодня смотреть, они четыре часа провели в операционной.

Но Утя бегает по комнате, и мы бегаем за ней. И вдруг все начинают бегать: и старый врач, и Николай Николаевич, и еще три врача.

Поймали.

И вот пять врачей склонились над моей Утей. Пять врачей!

Трое держат, а Николай Николаевич и старый врач щупают ей живот.

— Вы со мной не согласны? — говорит Николай Николаевич старому врачу. — Да вы тут, тут пощупайте.

Старый врач молчит.

— Рак у нее, — говорит Николай Николаевич.

Утю отпустили. Теперь она уже не бежит. Никуда не бежит. Словно поняла, что смотреть ее больше не будут.

— Так, может, операцию? — говорит моя мама.

— Кому?.. Ей?! — Николай Николаевич снимает перчатки. — Мой совет — усыпите…

6

Мы не усыпили Утю.

Мы принесли ее домой, и она снова легла в ванной под табуреткой.

Мы не верили, что у нее рак. Не верили так, как не верят, когда не хотят, не могут себе представить, что близкое тебе существо должно умереть. И ничего, ничего нельзя сделать. И остается только одно — не верить. И мы не верили.

Один из Утиных котят умер от копростаза. Это болезнь кишечника. Тогда мы лечили котенка вазелиновым маслом. Но он был очень маленький, и нам сказали, что он выживет, если сумеет справиться с болезнью. Он не справился и умер. Но Утя большая. И мы стали на всякий случай поить Утю вазелиновым маслом.

Утя лежала под табуреткой ослабевшая и тяжело дышала. Подбородок и шея у нее были в вазелиновом масле, и она не смывала его. Утя не мылась, а раз Утя не мылась, это значило, что у нее уже нет никаких сил, потому что больше всего на свете Утя любила мыться.

В ванной душно. Но Утя не идет ко мне в комнату. Я сама ее выгнала оттуда. Да еще палкой. Но ведь я не знала…

А теперь Утя лежит в ванной и уже ничего не хочет.

Утя умерла, когда меня не было дома.

Папа отнес ее в больницу на вскрытие. Гнойный плеврит — вот был Утин диагноз. Значит, не было у нее никакого рака. Значит, можно было ее лечить.

Но как же мы не догадались: ведь она так тяжело дышала. И была вся избита. Наверное, ей отбили легкие. Поймали и избили. От этого тоже может начаться плеврит.

И вспомнила я две двери, перед которыми сидела и думала, что в эту секунду от меня зависит судьба Ути. Простой кошки, не привыкшей к чужим рукам.

Николай Николаевич устал, был раздражен, а тут еще эта тощая некрасивая кошка, из-за которой столько шума, а она еще царапается и кусается, и за ней еще надо лазить под столами.

Мы не поняли Утю. В решающий момент не поняли.

Она не жаловалась, не мяукала. Не показывала, где у нее болит, как показывала, когда заставляла гладить ее по животу. Напротив, она кусала и злила врачей. Мы воспитали в ней гордость, независимость, уверенность. И мы должны были за нее все решить правильно. Обязаны были все понять.

Но мы не поняли.

С тех пор как умерла Утя, прошло три года. И каждый день под наше окно приходит Утин муж и зовет ее. Жалобно, с надрывом. А когда мы входим, он бежит к нам и трется у наших ног.

И нам кажется, что он знает о нас все.

Знает от Ути.

Часть вторая

Дайте кошке слово

Вступление

Смотрю я на своего кота и думаю: удастся ли мне написать то, что я хочу, что задумала написать, потому что это вовсе не о коте я буду писать, а о том, что сидит внутри нас, сидит как гвоздь, как заноза — и вытаскивать жутко и оставлять опасно. Это я о том, что мы чувствуем, знаем — вроде оно так, как мы чувствуем, как говорим друг другу, но при этом сами же усмехаемся, ожидая усмешки слушателей. Это я все о том, о чем иногда страшно и подумать, если подумать всерьез. И даже не с научной точки зрения (хотя и с научной получается то же самое), а так, по-житейски представить себе, что животные, нас окружающие, вовсе не так уж глупы, как мы предполагали. И что ум их в той степени, в которой нужен им, даже можно сказать, совершенен. И что чувствуют они подчас так много, так разнообразно и так сильно, что человек, если он все это поймет наконец и поверит в это, — что же он будет делать тогда? Ведь человек — это Человек, и от всех он отличается тем, что способен себя обуздать, и поправить, и решить, и выполнить.

Так, может быть, не стоит лезть в эти тайны природы? Не все, может быть, надо знать человеку? Любопытство и погубить может. Психика может не выдержать. Но катится мысль человеческая, натыкается, отступает и опять катится. И вот вплотную встала перед проблемой познания животного: кто оно, что оно, отчего оно?.. Страшно и увлекательно, жутко и