Джон Хантер - Охотник

Все это произошло в какие-нибудь секунды, в более короткое время, чем то, которое необходимо для рассказа. Я приставил дуло своего ружья к густой шерсти на шее леопарда и выстрелил. Так было покончено с самым вредным хищником, уничтожавшим домашний скот в этом районе.

Я был поражен тем, насколько сильно этот леопард в какое-то мгновение поранил двух масаи.

Зная, как быстро происходит заражение от ран, нанесенных зубами и когтями леопарда, я тут же приступил к их обработке. Я наполнил шприц дезинфицирующим веществом ТЦП и промыл глубокие раны в плече морана. Неделю спустя оба морана уже оправились.

Подводя итог, я хочу сказать, что менее всего мне хотелось бы охотиться в зарослях на быстрого, свирепого и хитрого леопарда.

Сейчас во многих частях Африки в результате применения капканов, ядов и собак леопарды почти полностью уничтожены. В дни моей молодости мы придерживались того взгляда, что леопард хорош только в виде шкуры, вытянутой для просушки. Но теперь мы обнаружили, что леопард играл немалую роль в поддержании равновесия в природе. Леопарды, оказывается, убивали каждый год тысячи бабуинов, а теперь, когда леопарды почти полностью уничтожены, бабуины стали во многих частях колонии довольно серьезной проблемой. Лучший способ помешать размножению бабуинов — дать возможность их естественному противнику леопарду уничтожать их. Поэтому в настоящее время леопарды находятся под охраной.

Таковы странные пути, которыми человек пользуется, чтобы влиять на природу. Сначала он почти полностью уничтожает какую-нибудь разновидность зверей, а затем делает все возможное, чтобы восстановить эту разновидность.

Глава семнадцатая

Возвращение

Сколько бы шотландец ни прожил за границей, Шотландия всегда останется для него единственной родиной. Прошло более сорока лет с тех пор, как я уехал из Ширингтона, но я ни на миг не сомневался в том, что когда-нибудь вернусь туда. Часто, сидя у костра в Маренгском лесу, прислушиваясь к отдаленному бормотанию обезьян и рычанию охотящегося льва, я вспоминал гоготание диких гусей, когда они пролетали над Лохар-Мосс, и сладкий запах весеннего вереска. То была моя родина; Африка же была страной, где я пребывал временно.

После того как я едва избежал смерти от ожогов ядовитой крапивы, я стал подумывать о том, что, по всей вероятности, начинаю стареть. Мне шел 63-й год, но глаз мой был еще верен, и в кустарниковых зарослях я не уступал ни одному охотнику. Когда приходили сообщения о крупных зверях-мародерах, Департамент по охране дичи все еще обращался ко мне. Старик Мулумбе и я брали свои ружья и шли по следу зверей-разбойников. За редким исключением, через несколько дней нам всегда удавалось доложить об их уничтожении. По,этому для меня было очень тяжело думать, что однажды мне придется отказаться от любимого занятия.

В конце концов я затронул этот вопрос в разговоре с Хильдой. Хотя было совершенно очевидно, что такая мысль еще ни разу не приходила ей в голову, она по какому-то любопытному совпадению вела переписку кое с кем из моих родственников в Шотландии. Она предложила поехать на некоторое время в Ширингтон, чтобы просто-напросто осмотреться.

Чем больше я думал об этом, тем больше мне нравилась эта мысль. Я уже спал и видел яркую синеву вод Солвей-Фирта, длинную полосу дороги Банкенд-Аннан, по которой когда-то проезжала Мария Стюарт, королева Шотландии. Эта дорога проходила но необъятным, покрытым вереском низинам, простиравшимся насколько видел глаз.

Мы собрали свои вещи и попрощались с друзьями. Наши дети уже выросли, почти все поженились и упорно работали каждый по своей профессии. Поэтому нас ничто не удерживало в Кении.

В Шотландию мы прибыли поздней весной — самое лучшее время года для этой местности. Мы сразу же поехали на старую ферму в Ширингтон.

Вид, который открылся перед нашими взорами, привел меня в уныние. Все требовало ремонта. Конюшни и коровники имели запущенный вид. Вместо хорошо откормленных лошадей, которые остались у меня в памяти с юности, на ферме стоял ряд тракторов. Медовый запах клеверного сена уже не ласкал обоняние. Ферма пропахла бензином. Она больше смахивала на фабрику, чем на домашний очаг.

Мои родители умерли много лет назад, и ферма перешла в другие руки. Хильда и я побеседовали с новыми хозяевами. Они рассказали нам мало утешительного. Никто не шел в работники, да и рабочие руки стоили дорого.

— Все хотят работать на заводах, — с грустью сказал новый хозяин фермы. — Сейчас уже не увидишь краснощеких девиц и фермерских работников старых времен. Большая часть земли поросла травой — без работников ее невозможно было обработать.

Как хорошо я помнил ферму дней моей юности! Моя мать управляла целым штатом прислуги, отец работал в поле с работниками, собирая урожай. Ферма дышала изобилием нескольких столетий. И вот в течение жизни одного человека все это переменилось.

Мы поселились в старом доме около фермы. В мрачном настроении сели мы за стол в этот первый вечер. В Кении ужин начинался обычно с хорошего густого супа, за которым следовало рыбное блюдо, а затем первоклассные бифштексы с гарниром из трех или четырех видов овощей, если, конечно, Хильде не приходило на ум внести разнообразие в меню, подав дикого гуся, куропатку или же дикую утку. На сладкое был пирог, тропические фрукты и пудинг, а возможно, торт или мороженое. После этого в гостиную подавали кофе. Здесь даже овощей было мало. Правда, лососина из Солвей-Фирта оказалась очень вкусной.

Хильда прекрасная хозяйка, и на какой-то миг я не мог сообразить, почему она не подала хорошую отбивную.

Когда я взглянул на нее, я заметил, что она смотрит на меня с беспокойством.

— Джон, не забывай, что нам по норме полагается мяса не больше, чем на несколько пенсов в неделю, — напомнила она мне.

— Хорошо, — сказал я, — удовлетворимся хорошим омлетом.

— По норме полагается одно яйцо в неделю, Джон, — грустно сказала Хильда.

И как только люди могут жить в таких условиях! Но я не долго пребывал в состоянии растерянности. В тот же вечер я достал проволоки и пошел ставить силки.

Оказалось, что не все изменилось. Я еще помнил тропы через болота, по которым бегали дикие кролики. В этот вечер я поставил десять силков. Наутро я обошел их. Моя рука еще не утратила навыка, и в силки попались шесть замечательных жирных кроликов. Они наполнили мое сердце чувством большей гордости, чем если бы я убил такое же число слонов, каждый бивень которых весил по сотне фунтов.

Сорок лет спустя я все еще умел поставить силок. Я желал только, чтобы Том Сэлман мог увидеть мою добычу. Том всегда утверждал, что следует ставить силок на полтора кулака от земли; по-моему же следует ставить их на два кулака от земли. Мы часто спорили по этому вопросу, попивая виски в Макинду. Однако качество пудинга обнаруживается только на вкус — я оказался прав, так как кролики хорошо попались в силки.